Возвращение из Индии

— Сплошные достоинства, — сказал он. — Сплошные. Славная девочка. Она в полном порядке. И будет тебе сильной поддержкой, — заключил он с уверенностью, вообще-то несвойственной ему в подобных вопросах. — И она совсем не выглядит избалованной, несмотря на то, что она такая изящная, — добавил он и неожиданно покраснел. К моему удивлению, мать тоже отозвалась о ней в доброжелательном духе.

— Я согласна. Может быть, потому, что она сама не слишком ясно представляет, чего она хочет, она и не может пока что найти своего места в мире, предпочитая плыть по течению. Но я уверена, что стоит ей родить, она бросит якорь и станет хорошей матерью.

Загадочно, как это мать безошибочно почувствовала то, о чем я не мог даже помыслить, пусть даже это в то субботнее утро было уже свершившимся фактом и существовало в виде двухнедельного эмбриона в матке молодой женщины, спавшей в эту минуту в кровати, в которой сам я провел столько лет. Три месяца спустя, уже после моей свадьбы, когда я сказал своим родителям о беременности Микаэлы и напомнил матери о ее словах, восхитившись ее интуицией, она решительно отклонила мои восторги и сказала:

— Об интуиции не может быть и речи. Тогда я ни о чем даже не подозревала. — Голос ее звучал при этом довольно сердито, быть может, потому, что, несмотря на то, что она понимала Микаэлу, у которой могли быть причины, чтобы скрывать от меня свою беременность, она не могла избавиться от ощущения, что к факту появления ребенка мы относимся достаточно безответственно. — Не только вы и ваши чувства существуют на свете. Этот ребенок тоже является человеческим существом.

И это поразило меня. Странно было слышать, как она, подобно Микаэле, отзывается о крошечном зародыше как об уже полностью сложившимся существе. Однако дело было в том, что моя мать была права. Микаэла и на самом деле подвергала себя опасности, трясясь и подпрыгивая позади меня на мотоцикле и подбивая меня до предела увеличивать скорость, что граничило с безрассудством — даже без ее беременности. Если бы, обнаружив это, она поставила меня в известность хотя бы через полтора месяца после нашей встречи, я бы запретил ей садиться на мотоцикл и, возможно, поменял бы его на автомобиль, что я в конечном итоге и сделал.

Ну а пока мы еще окончательно не расстались с моей любимой «хондой», мы провели немало времени, носясь по дорогам страны, особенно после того, как я намекнул ей о своем намерении поговорить с ней о делах, касающихся брака. Я не собирался откладывать этот разговор в долгий ящик и приступил к нему после нашего второго посещения Иерусалима ранним субботним утром на середине пути в придорожном трактирчике неподалеку от аэропорта, возле которого мы, как правило, останавливались. Она сидела напротив большого зеркала, висевшего на стене за прилавком, в черном своем защитном шлеме, который лишь усиливал сияние ее огромных глаз, чуть-чуть укрупняя лицо, которое, по ее собственным словам, было для таких глаз слишком маленьким и изящным. Она не была удивлена моим предложением, может быть, уверенности ей придавало ощущение, что она понравилась моим родителям, несмотря на ее неудачи на почве образования, отсутствие профессии и необъяснимую тоску по Востоку. Внутреннее чувство говорило ей, что мое желание поскорее вступить в брак, не вполне напрямую связано с нею и, может быть, не очень понятно даже мне самому, но покров таинственности и какой-то двусмысленности, исходивших от столь рационального, как я, человека, только придавали мне в ее глазах дополнительную привлекательность. Я поцеловал ее в лоб, ощущая твердую поверхность шлема в своих ладонях, и от всей души хотел найти в себе силы, чтобы произнести слова: «Я тебя люблю», — но рот мой отказался произносить их. Вместо этого я сказал нечто более обтекаемое: «Мы любим друг друга», — что и на самом деле было более правильной и честной формулировкой в данном случае, поскольку эта любовь, которая принадлежала другой, совершенно невероятной женщине, находилась меж нами на столе, подобно великолепно приготовленному блюду, которое она имела право попробовать. Она слушала меня внимательно, а затем, после некоторого раздумья, сказала:

— Если ты и в самом деле хочешь жениться как можно скорее, с моей стороны возражений нет. Мне с тобой хорошо. Даже если мне и не совсем понятно, что заставляет тебя так спешить, — неужели тебе так тяжело оставаться наедине с собой? Но если мы поженимся, то только при условии, что ты не будешь чинить мне препятствия, когда я захочу еще раз посетить Индию — не на долгий срок, но и не на пару дней. Лучше всего было бы, если бы ты смог поехать со мной, но если ты не сможешь — обещай, что не станешь мне мешать. И если к тому времени у нас уже будет ребенок — то ты и твои родители должны будут позаботиться о нем, в ином случае мне придется тащить его в Индию с собой.