Фантазии на темы произведений Алексея Николаевича Толстого, Александра Беляева, Мариэтты Шагинян и прочих авторов. Участие вымышленных персонажей и реальных исторических лиц.
Прочие приключения18+Давыдов Николай Евгеньевич
Возвращение инженера Гарина
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИНЖЕНЕРА ГАРИНА
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Москва 13 мая 1925 года.
Придвинув к себе свежий номер "Правды" Алексей Семенович Хлынов бледнокожий русоволосый мужчина лет тридцати пяти пробежал глазами заметку о самоубийстве Бориса Савинкова.
- Н-да, - задумчиво произнес Хлынов, - дела... Значит именно седьмого числа Савинков и свел счеты с жизнью?
- Да. Шесть дней назад, - ответил Рубен Павлович Катанян коренастый коротко стриженный смуглый южанин лет на десять старше Хлынова.
Хлынов сложил газету.
- Неужели вот так просто взял и выпрыгнул из окна?
- Ну да. Вот так просто взял и просто выпрыгнул. Из окна. Воспользовался тем, что охрана зазевалась, а на окнах в комнате не было решеток, наше упущение, наше, вышиб стекла и бросился вниз с пятого этажа. Сам понимаешь Алексей, разбился, насмерть.
Хлынов задумчиво погладил свою аккуратную бородку, глядя на Рубена Катаняна.
- Даже как-то не вериться. Мои слова, конечно, могут прозвучать цинично и не к месту, но какая-то слишком банальная смерть для "короля террора", "грозы тиранов" и кандидата в очередные "наполеоны". Я почему-то всегда думал, что человек с такими безмерными амбициями и самомнением как Борис Савинков не покончит жизнь заурядным самоубийством.
- Ты думал так, потому что плохо его знал. Ты с ним встречался, кажется?
- Встречался. Один раз. В 17-ом. Летом. Приезжал к нам в полк на фронт, агитировать за наступление.
- Ну вот. А я с Савинковым пятнадцать лет назад в одной австрийской тюрьме сидел, камеры у нас были по соседству. И в Италию через Германию и Швейцарию вместе бежали. Так что постранствовали мы с ним тогда по Европе. И за это время я его неплохо узнал. Как ты, верно, сказал у Савинкова, были наполеоновские амбиции, непомерное самомнение, святая уверенность в собственном великом предназначении. Знал бы ты, как с ним было нелегко. Отчаянной храбрости был человек, не колеблясь ни минуты, рискуя жизнью, мог прийти на помощь и вместе с тем постоянно требовал подчинения, давил авторитетом. Ну а то, что я ему не повиновался, злило его невероятно. Так что расстались мы с ним в Венеции не самым лучшим образом. А во время Мировой войны под Верденом он лез в самое пекло. Ну, ты, наверное, сам мог убедиться в том, что Савинков был далеко не трус.
- Да верно. Не трус. Помню, солдаты в нашем полку были злы как черти и чуть на штыки его не подняли, когда он заикнулся о войне до победного конца, о священном долге перед союзниками. А он ничего себя вел, храбрец. В итоге, конечно, ретировался, жить то хочется, быть растерзанным на куски мало приятного, незадолго перед тем в соседнем полку одного наивного адвоката, из Петрограда солдаты насмерть забили. Тоже агитировать приехал за войну до победного конца, не понял куда попал и кто вокруг и вовремя не сбежал. Савинков оказался умней и сделал ноги. Но даже отступал он с чувством собственного достоинства и с высоко поднятой головой.
Катанян слегка улыбнулся в усы.
- Это он умел, убегать с высоко поднятой головой. Но отличительной чертой его характера было все-таки, то, что он был абсолютно уверен в том, что ни кто иной, как он Борис Савинков "гроза тиранов" самим провидением предназначен на роль спасителя России и на роль вождя. С самого 17-го года он истово верил в то, что народ пойдет за ним, что мужик, обманутый, как он считал, большевиками, прозреет и призовет его как избавителя. Он верил в это как в аксиому. И на этом, то его и подловили. Он то и шел в прошлом году в СССР для того что бы встать во главе мощного антибольшевистского движения и возглавить всеобщее восстание против советской власти. А вот когда его арестовали, когда он понял что бежал за миражами, за призраками, за болотными огоньками. Когда понял, что нет никакого антибольшевистского движения, что мужику, грубо говоря, плевать на него. Когда понял, что все было напрасно, что все годы борьбы коту под хвост, что не быть ему новым Наполеоном, вот тогда-то он и сдулся "король террора", железный Борис Савинков. Вот тогда то земля и ушла у него из под ног. Жизнь потеряла смысл. Я когда с ним встречался в последний раз, то заметил в его глазах что-то мутное и предупредил тех, кто надзирал за Савинковым, что б были бдительны, смотрели за ним в оба. Но не послушали, не проследили...
Хлынов посмотрел на Катаняна.
- Тебе его жаль Рубен?
Катанян передернул плечами.
- Мне жаль Алесей, что человек с такой изумительной энергией, с такими прекрасными задатками потратил свою жизнь на ерунду. Он мог бы стать настоящим революционером (мог, мог!), бесстрашным воином, отважным путешественником, неплохим писателем в конце то концов! А вместо этого получился "король террора" и очередной неудачливый кандидат в "наполеончики". И как закономерный итог бездарно прожитой жизни банальное самоубийство.