Возвращение Ганимеда

Деревья редеют, полукругом отступая от площадки перед небольшой часовней, покрытой с одной стороны реставраторскими лесами. С первого взгляда видно, что эта грубой каменной кладки часовня — по меньшей мере ровесница замка, но, в отличие от него, не подвергалась наружним перестройкам. Это примитивная романика с ее грубой силой устремленности к небу и тяжелой невозможностью взлета. Она кажется скорее частью пейзажа, чем зданием, все же когда-то сложенным людьми.

ФРЭНСИС

(выныривая из деревьев на площадку) Старая замковая шапель лордов Элбери. Могу спорить, Билл ее тебе не показывал.

ЭДВИН

(пожимая плечами) Ну да, мы не были внутри. Билл говорил, что она в жутком состоянии, к тому же там реставрируют. И вообще подумаешь невидаль, у кого такого нет при замке?

ФРЭНСИС

(улыбаясь) Кое-чего и нет. А про реставрацию это все чушь. Он не из-за этого тебя сюда не водил. Просто тут живет одно лицо, которое Билл на дух не переносит.

ЭДВИН

(с вежливым сарказмом) Живет? В часовне?

ФРЭНСИС

(тоном правдивой девочки) Не совсем. В крипте, если точно.

ЭДВИН

(вежливо) Оно предупреждено о визите?

ФРЭНСИС

(с нажимом) Да.

Эдви, еще раз пожав плечами, проходит за Фрэнсис внутрь часовни. Снятые с петель двери прислонены к стене у входа. В часовне так же светло, как и снаружи: в проемах окон отсутствуют стекла. Овальные невысокие своды, грубая кладка. Свинцовая вязь надписей, поблескивающая в сероватых камнях, несомненно приводит в экстаз археологов, но едва ли может интересовать в данный момент Фрэнсис и Эдви. Ее тусклое поблескивание, равно как и белизна рассыпавшейся по полу из мешка известки, создают обманчивое впечатление изморози. Странно, но в этом освещении глаза Эдви кажутся даже не серебряными, а просто сверкающими кусочками перламутра, оправляющего агат зрачков. Вообще — все это, разумеется, причудливая игра зимнего освещения! — Эдви словно весь осыпан холодным перламутром и серебром. Белый перламутр переливается в его волнистых светлых волосах, вырезанными из розового перламутра кажутся бледные губы. Но что-то странное происходит и с Фрэнсис: ее серые глаза темнеют, а пепельные локоны, в беспорядке выбивающиеся из капора, делаются золотистыми. На щеках действительно полыхает вызвавший неодобрение Эдви румянец, а губы в совершенстве воспроизводят жаркий оттенок ягод барбариса. Стороннему, но наделенному воображением наблюдателю могло бы почудиться, что дети воплощают в эти минуты враждующие стихии.

ФРЭНСИС

(равнодушно) Тут уж лет четыреста никого не хоронят. Если не больше. (Проходит по часовне. Эдви идет за ней. Они огибают округленную стену алтаря. Неровные белые ступени, спускающиеся в крипту.)

ЭДВИН

(отстраняя Фрэнсис) Погоди, я первый, а то ноги переломаем.

Спускаются вниз. Перед ними открывается длинное помещение, до сводов которого едва ли нельзя дотянуться рукой. В темноватом сыром воздухе, словно клинки мечей, скрещиваются снопы яркого белого света, с двух сторон падающего в крипту из маленьких зарешеченных окошек наверху. Ряды надгробий.

ФРЭНСИС

(подходя к статуи рыцаря) Вот его и не любит Билл.

Рыцарь облачен рукой ваятеля в тот невыразительный вид доспехов, которые делают статую похожей на огромную рыбу. Его рука прижимает к груди меч, проросший цветами белых роз. Их белизна, разумеется, скорее проглядывает, чем наличествует. Другая рука поднята к небу — указующее движение почерневших пальцев.

ЭДВИН

Пока что я вижу только то, что этот покойник держался Йорков. Правильно, по-моему. Кто он такой?

ФРЭНСИС

(с некоторой важностью садится на белую каменную скамью) Гилберт, четвертый лорд Элбери.

ЭДВИН

Это надгробие? А где могила?

ФРЭНСИС

Чего нет, того нет. Гилберт Элбери похоронен в Мендменхемском аббатстве. И не под этим именем.

ЭДВИН

Ух ты, цистерцианец. Молчальник? Охота была…

ФРЭНСИС

Была. Пуще неволи. Ты лучше посчитай, кем он кому приходится.

ЭДВИН

…Четвертый… (В задумчивости ходит по крипте.) Тот был второй, ну да, брат Бланш… А этот… погоди, внук, что ли?

ФРЭНСИС

Внук. Ему так везло на Столетней, что у него даже было прозвище Феликс. И на турнирах, и во всем везло. Старый Эдвард Третий его обожал. (Эдвин презрительно морщится.) Да не в том дело. И Йорки тут ни при чем, кстати. Просто дед за ним посылал перед смертью. И они долго говорили, здесь, в Элбери. Бланш-то давно умерла, конечно. И Гилберт после этого стал сам на себя не похож. Бросил все развлечения, перестал бывать при дворе. Ясно, он узнал, что внук великого грешника. (с гордостью) Каких мало. Словом — переживал-переживал, а потом бросил жену и детей и отрекся от мира. Хотел замолить грех рода: и деда, и Бланш, и Гэйвстона. (Показывает на меч.) А это ему сон был, вроде видения. Что его боевой меч пророс розами.

ЭДВИН

Так он что, святой? Статуя-то для алтаря.

ФРЭНСИС

(с обидой) Сделана для алтаря. При Ричарде Третьем был такой подлый архиепископ Кентерберийский! Не помню, как его звали… Там было какое-то очень мелкое несовпадение с нужными сроками для чудес, и со свидетельствами кто-то напутал… Словом, его не (старательно) беатифицировали. Представляешь, какая подлость?

ЭДВИН