Возвращение фараона

– Благодарю вас, – сказал визирь. – Позвольте мне передать это произведение искусства в дар храму бога Птаха. Кто может забыть о том, что долг храмов – увеличивать достояние и распоряжаться им в соответствии с нуждами людей? Кто посмеет принизить их значение и посягнуть на гармонию, нарушить стабильность, основанную во времена первых династий? Ведь эти яства так сочны, эта земля так плодородна, а наш порядок зиждется на праведности человека, ибо нас направляет вечный закон жизни – богиня Маат! Кто предаст ее, кто посягнет на ее права – преступник, не заслуживающий пощады. И пока чувство справедливости остается нашей главной ценностью, Египет будет жить в мире и отмечать праздники!

Слова визиря были пылко встречены одной частью собравшихся и холодно – другой. Когда беседа возобновилась, гости заспорили вполголоса, хваля или осуждая его речь. Уместны ли на приеме заявления такого рода? Во время краткого выступления Пазаира лицо Бел-Трана напряглось, и, несмотря на натянутую улыбку, гости прекрасно поняли, в чем дело. Разве не поговаривали о глубоких разногласиях между верховным сановником и распорядителем Государственной казны? Из-за противоречивости слухов отличить истину от лжи было очень нелегко.

По окончании застолья гости вышли в сад. Кем и Убийца удвоили внимание. Визирь выслушал жалобы нескольких высокопоставленных чиновников, не без оснований сетовавших на медлительность администрации Двойного Белого дома. Бел-Тран неутомимо болтал с группой важных сановников.

Силкет подошла к Нефрет:

– Я уже давно хотела с вами поговорить, и сегодняшний вечер предоставляет мне такую возможность.

– О чем же вы желаете поговорить?

– Я так люблю Бел-Трана, он чудесный супруг. Если я вступлюсь за вас, удастся избежать худшего.

– Что вы имеете в виду?

– Бел-Тран испытывает искреннее уважение к Пазаиру, почему бы вашему супругу не проявить большее благоразумие? Вдвоем они бы сделали прекрасную работу!

– Визирь в этом не уверен.

– Он не прав. Уговорите его передумать, Нефрет! – проговорила Силкет капризным тоном женщины-ребенка.

– Пазаир не тешит себя иллюзиями.

– Осталось так мало времени... Скоро будет поздно. Кажется, упорство визиря – плохой советчик?

– Сделка с совестью еще хуже, – парировала Нефрет.

– Дойти до должности главной целительницы было нелегко, зачем губить свою карьеру?

– Лечить больных – это не карьера.

– В таком случае, вы не откажетесь полечить и меня?

– Я не собираюсь этого делать.

– Но врач не может выбирать больных!

– В данном случае – может.

– В чем вы меня упрекаете? – надула губки Силкет.

– Посмеете ли вы утверждать, что не совершали преступлений?

Силкет отвернулась:

– Я не понимаю... Обвинять, меня...

– Освободите свою совесть от груза – признайтесь в содеянном; лучшего лекарства нет.

– В чем же я могу быть виновата?

– Ну, хотя бы в употреблении опия.

Силкет зажмурилась и закрыла лицо руками:

– Прекратите говорить гадости!

– У визиря есть доказательства вашей вины.

Силкет в истерике убежала в свои покои. Нефрет подошла к Пазаиру:

– Боюсь, я допустила оплошность.

– Судя по реакции твоей собеседницы – совсем наоборот.

– Что случилось?! – гневно спросил Бел-Тран. – Вы... – Он осекся.

Взгляд Нефрет привел главу Двойного Белого дома в оцепенение. Ни следа ненависти или жестокости – лишь свет, пронзающий насквозь. Бел-Тран почувствовал себя обнаженным, очищенным от лжи, хитрости и коварства; его душа пылала, судороги терзали грудь. Почувствовав недомогание, он покинул зал с колоннами. Прием подходил к концу.

– Не волшебница ли ты? – спросил Пазаир у супруги.

– А без волшебства как бороться с болезнью? Просто Бел-Тран как бы посмотрел на себя со стороны, и то, что он увидел, кажется, не очень его обрадовало.

Околдованные мягкой ночной прохладой, они на несколько мгновений забыли, что время работает не в их пользу. Пазаир и Нефрет мечтали о том, что Египет никогда не изменится, что сады всегда будут благоухать ароматом жасмина, а полноводный Нил будет кормить народ, на веки вечные сплоченный любовью к своему царю.

Вдруг из-за кустов появилась хрупкая женская фигура. В тот же миг Убийца спрыгнул с крыши и преградил ей дорогу. Женщина испуганно вскрикнула, не смея пошелохнуться. С оскаленной пастью, раздувающимися ноздрями, павиан готов был растерзать ее.

– Уберите его, прошу вас!

– Госпожа Тапени?! – удивился Пазаир. – Какой странный способ обращения ко мне... Вы рискуете!

Темноволосая красотка продолжала дрожать, пока Кем успокаивал обезьяну.

– Я должен вас обыскать, – сказал нубиец.

– Отойдите!

– Если вы откажетесь, я попрошу Убийцу выполнить мою работу.

Тапени сдалась. Кем надеялся найти перламутровую иглу – улику, доказывающую вину. Тапени в смерти Беранира и в покушении на жизнь визиря, но ткачиха не имела при себе ничего, что могло бы угрожать Пазаиру.

– Вы хотите со мной поговорить? – спросил визирь.

– В скором времени вы перестанете задавать кому-либо вопросы.

– На чем основано ваше предсказание?

Темноволосая женщина потупилась.

– Ну вот опять, госпожа Тапени! Вы либо проговорились, либо чего-то недоговариваете.