Возвращение фараона

Пазаир не считал нужным арестовывать Бел-Трана. Сначала следовало распутать паутину, которую тот сплел, уничтожить сеть заговорщиков, найти Завещание богов. Просто он хвастался или в самом деле отравил страну?

– Мы друг друга не поняли, – вкрадчиво сказал Бел-Тран. – Я сожалею о жестокости моих слов. Простите мою вспыльчивость, дорогой Пазаир. Я испытываю к вам глубокое уважение и восхищаюсь вами. Если разобраться, я уверен, что в главном мы согласны друг с другом. Египту нужен хороший визирь, такой, как вы.

– Что скрывается за этими льстивыми речами?

– Зачем грызться, наш союз мог бы оградить всех от многих неприятностей. Рамсес и его царство обречены, и вы это знаете. Давайте вместе двигаться к новому правлению.

Одинокий ястреб кружил в зимнем лазурном небе над церемониальным двором пирамиды Джосера.

– Ваши извинения лицемерны, – вмешалась Нефрет. – Не стоит надеяться на наше согласие.

Глаза Бел-Трана гневно сверкнули.

– Это ваш последний шанс, Пазаир! Либо вы подчинитесь, либо я вас уничтожу.

– Подите прочь! Свет этого места не для вас.

Главный казначей в ярости удалился. Взявшись за руки, Пазаир и Нефрет молча смотрели ему вслед.

2

Вся знать египетского царства собралась в зале правосудия. В глубине зала, на возвышении, находилось место Пазаира. На ступенях – сорок обтянутых кожей досок с письменами, символизировавших исполнение Закона. Десяток писцов, в париках и коротких передниках, положив правую руку на левое плечо, охраняли ценные реликвии.

В первом ряду, на позолоченном деревянном троне восседала царица-мать Туя – изящная шестидесятилетняя высокомерная женщина с острым взглядом, в роскошном парике из натуральных волос, в белом льняном платье с вырезом, отделанным золотом.

Рядом с царицей – Нефрет, излечившая ее от тяжелой болезни глаз. Супруга Пазаира была облачена в одеяния, соответствовавшие ее положению: шкуру пантеры поверх льняного платья, струящийся парик, сердоликовое ожерелье, лазуритовые браслеты на запястьях и лодыжках. В правой руке она держала свою печать, в левой – письменный прибор. Обе женщины испытывали уважение друг к другу. Царица-мать умело боролась против недругов Нефрет и способствовала ее продвижению на вершину врачебной иерархии.

За Нефрет расположился верховный страж царства, преданный соратник Пазаира, нубиец Кем. Кему отрезали нос, осудив за воровство, которого он не совершал. Вместо носа у него был деревянный окрашенный протез. Поступив на службу, Кем подружился с молодым судьей, влюбленным в справедливость, в которую Кем больше не верил. После многих испытаний нубиец по просьбе Пазаира встал во главе государственной службы поддержания порядка. Поэтому сейчас он не без гордости сжимал символы своей должности – жезл из слоновой кости с изображением руки и амулет, украшенный широко раскрытым глазом, выслеживающим зло, и мордой льва, напоминавшей о бдительности. Рядом с ним на поводке сидел огромный павиан по кличке Убийца. Крупная обезьяна, наделенная неимоверной силой, только что получила «повышение» за свои подвиги. Ее главная «задача» состояла в охране Пазаира, чья жизнь неоднократно оказывалась под угрозой.

На приличном расстоянии от них стоял бывший визирь Баги. Высокого роста с суровым бледным лицом, большую часть которого занимал внушительных размеров нос, бывший визирь имел репутацию несгибаемого и опасного человека. Теперь он наслаждался заслуженным отдыхом, помогая своему молодому преемнику советами.

За колонной супруга Бел-Трана Силкет расточала улыбки соседям. Одержимая желанием похудеть, она прибегла к услугам хирурга, чтобы продолжать нравиться мужу. Любительница поесть, особенно сладкого, она страдала от частых мигреней, но не решалась обратиться за помощью к Нефрет с тех пор, как Бел-Тран объявил визирю войну. Силкет натерла виски мазью, приготовленной из можжевельника, сосновой смолы и ягод лавра, украсила грудь голубым фаянсовым ожерельем и надела на запястья изящные браслеты в форме распустившихся цветов лотоса.

Бел-Тран, несмотря на то, что одевался у лучшего портного Мемфиса, казалось, всегда был либо затянут в слишком узкие платья, либо облачен в чересчур широкую набедренную повязку. В этот час волнующей строгости он забыл об элегантности и с беспокойством ждал прихода визиря. Никто не знал, по какому поводу Пазаир решил всех собрать и кому собирался вынести торжественный приговор.

Как только вошел визирь, разговоры прекратились. Одежда, сшитая из суровой материи, закрывала все его тело, за исключением плеч. Подчеркивая строгость и простоту одеяния, он надел короткий парик на старинный манер.

Пазаир подвесил фигурку богини Маат[1] на золотую цепочку. Это означало, что процесс начался.

– Отделим истину от лжи и защитим слабых от сильных! – произнес визирь ритуальную фразу, которая для любого судьи являлась правилом всей жизни.

Обычно сорок писцов образовывали живую стену по обе стороны коридора, по которому проводили обвиняемых, истцов и свидетелей. На сей раз перед визирем, сидевшим на стуле с низкой спинкой, были выставлены сорок досок с заветами.