– Этот Хэндри, – сказал Мэррел, – был человек замечательный. Я его не знал, но моя приятельница, мисс Эшли, говорила мне, что он дружил с ее отцом и с многими художниками из круга Уильяма Морриса. Он изучал краску и с научной, и с художественной стороны. Кажется, прежде он был ученым, химиком, а потом увлекся изготовлением именно тех красок, которыми писали в средние века. У него была маленькая лавочка, там вечно толклись его друзья-художники. Он знал почти всех знаменитых людей, со многими из них дружил. Сами понимаете, такой лавочник вряд ли исчезнет без следа. Как по-вашему, можно разыскать его или его товар?
– М-да, – медленно сказал заведующий. – Наверное, он где-нибудь служит, у нас или в другой фирме.
– А… – вымолвил Мэррел и задумчиво замолчал.
Потом он произнес:
– Иногда думаешь, куда пропал какой-нибудь мелкий помещик. А он, глядишь, служит лакеем у герцога…
– Ну это не совсем то… – смущенно сказал заведующий, не зная, надо ему смеяться или нет. Потом он пошел в соседнюю комнату, чтоб справиться в адрес-календарях, предоставляя посетителю думать, что он ищет Хэндри на букву «X», тогда как он искал Мэррела на букву «М». Результаты исследований расположили его в пользу посетителя. Он снова нырнул в справочники, стал звонить в другие отделы и, потрудившись безвозмездно, напал на след. Надо отдать ему справедливость, пошел он по следу с энергией и отвагой книжного сыщика. Прошло немало времени, прежде чем он вернулся к Мэррелу, победоносно потирая руки и широко улыбаясь.
– Вы не зря хвалили нас, мистер Мэррел, – весело сказал он. – Организация – великая вещь.
– Надеюсь, я не внес дезорганизацию, – сказал Мэррел. – Просьба моя не из обычных. Мало кто спрашивает вас о друге умерших прерафаэлитов. Спасибо вам за хлопоты.
– Поверьте, – сказал любезный заведующий, – поверьте, нам только приятно, что наша система произвела на вас хорошее впечатление. Итак, я могу дать вам справку об этом Хэндри. Здесь служил такой человек. Работал он неплохо и много знал. Однако все это кончилось печально. Вероятно, он был немного не в себе… жаловался на головную боль и тому подобное. Во всяком случае, он пробил заведующим картину, стоявшую на мольберте. Насколько мне известно, ни в тюрьму, ни в больницу его, как ни странно, не посадили. Мы ведь зорко следим за жизнью наших служащих, проверяем, как у них что с полицией, и я думаю, он просто сбежал. Конечно, к нам его не возьмут, таким людям помогать бесполезно.
– Вы не знаете, где он живет? – мрачно спросил Мэррел.
– Нет. Кажется, отчасти в этом и было дело, – отвечал заведующий. – Почти все наши служащие тогда здесь и жили. Говорят, он ходил в «Пегую Собаку», а это само по себе плохо – мы предпочитаем, чтобы наши люди столовались в приличных местах. Вероятно, пьянство его и погубило. Такие не выправляются.
– Интересно, – сказал Мэррел, – что стало с его красками…
– О, с того времени техника ушла вперед! – сказал его собеседник. – Я был бы рад вам услужить, мистер Мэррел. Надеюсь, вы не подумаете, что я навязываю свой товар, но вряд ли вы найдете что-нибудь лучшее, чем наш «Королевский Иллюстратор». Он практически вытеснил другие наборы. Вы, конечно, и сами повсюду его видели. Он и полнее, и удобнее, и лучше всех прежних.
Он подошел к полке и почти беспечно вручил Мэррелу какие-то пестрые листки. Мэррел на них взглянул, и брови его кротко, но быстро поднялись, ибо он увидел имя толстого дельца, с которым беседовал Брейнтри, большую фотографию Элмерика Уистера и его подпись, удостоверявшую, что лишь эти краски способны утолить жажду красоты.
– Как же, я с ним знаком, – сказал Мэррел. – Он вечно говорит о великих викторианцах. Интересно, знает ли он, что случается с их друзьями?
– Сейчас справлюсь, – откликнулся заведующий.
– Спасибо, – мечтательно проговорил Мэррел. – Лучше я куплю мелки, которые мне предлагала эта милая барышня.
И, вернувшись к ней, он важно и вежливо купил мелки.
– Что я еще могу для вас сделать? – с беспокойством спросил заведующий.
– Ничего, – с необычайной для себя мрачностью ответил Мэррел. – Вы действительно ничего не можете сделать. А, черт!.. Наверное, вообще ничего сделать нельзя.
– Простите? – заволновался заведующий.
– Голова у меня разболелась, – объяснил Мэррел. – Наследственное, должно быть. Я не хотел бы повторить ту ужасную сцену… кругом картины… нет, спасибо. До свиданья.
И он, далеко не в первый раз, направился к «Пегой Собаке». В этом старом заведении ему неожиданно повезло. Он умело подвел беседу к разбитым стаканам, ощущая, что такой человек, как Хэндри, что-нибудь да разбил. Встретили Мэррела хорошо. Его простота и приветливость быстро создали именно ту атмосферу, в которой расцветают воспоминания. Девица за стойкой помнила джентльмена, который часто бил стаканы; хозяин помнил его еще лучше, ибо ему приходилось требовать за это деньги. Вдвоем они набросали удачный портрет бедно одетого человека с лохматыми волосами и длинными, подвижными пальцами.
– Вы не помните, – небрежно спросил Мэррел, – куда переехал мистер Хэндри?