Этот парень хотел сказать ещё что-то, но вдруг отдёрнул руку с зажигалкой и выдохнул с презрением всего одно слово:
— Гриффит!
Остальные при этом возгласе отпрянули, отпустили, и разошлись по своим местам так же быстро, как и появились…
О чём это они?! При чём здесь гриффиты?
Джейк поднялся, сел прямо на кровати, осмотрел руку. Тонкий порез, как острым ножом или бритвой, с внутренней стороны руки проходил от локтя до запястья. Кровь ещё капала, попадала прямо на одеяло, на простынь. Джейк зажал порез пальцами, ничего, скоро запечётся. К утру мало что останется. Мелкие травмы и царапины заживали всегда у него очень быстро. И эта затянется. Ещё легко отделался!
Джейк усмехнулся, вспомнив, как их, пятнадцатилетних, посвящали в Академии в гвардейцев старшекурсники. Тогда травм было больше, но больше всего доставалось тем, кто больше всего сопротивлялся или грубил «старшим».
Утром Джейк поднялся рано, ещё до побудки, только-только светать начало. Просыпался он всегда сам в одно и то же время, даже вчерашняя усталость и тяжёлый день не нарушили эту привычку.
В умывальнике, глядя на себя в зеркало, вспомнил ночной случай.
Гриффит? Почему?
Синие глаза, как у отца, высокие скулы и подбородок, как у матери, только без материнской мягкости. Жаль, конечно, что постригли, как новобранца, вид теперь, как у мальчишки, и не дашь почти двадцати лет. Их и в Гвардии так стригли, но только первые четыре года, до конца второго курса. Потом в Элитном отряде, когда они принимали участие во всех выходах Его Величества, их доводили до ума стилисты, косметологи. И всё по моде, по последней моде, а тут…
Гриффит! Да я их видел-то в своей жизни всего один раз, того Айяххо на заседании с сионийцами. Но и тот от людей ничем не отличается. Глупости всё это! Глупости…
Дверь за спиной — старая, на петлях! — неприятно скрипнула. Джейк отпрянул от зеркала, включил кран с холодной водой, склонился над раковиной. Один из солдат, ещё в майке и трусах, прошёл к кабинкам туалета. Джейк проследил за ним, украдкой глядя в зеркало, сам в это время смывал с рук засохшую кровь.
Да, он оказался прав. Порез за ночь почти затянулся, осталось только чуть заметная розоватая ниточка шрама. Ещё совсем свежего. Он пропадёт со временем, и следа не останется. Такая поразительная регенерация всегда удивляла Джейка, но мать, как врач, говорила, такое иногда бывает у людей. Очень редко, правда…
Опять! Мысли и воспоминания опять возвращались к матери. Как она там? Наверное, уже всех обзвонила… Ведь ждала же, знала, что приеду. Нет, нужно подать ей какой-нибудь знак, нельзя молчать! А то она совсем с ума сойдёт от неизвестности. Позвонить нужно! Попробовать позвонить, если разрешат. Попытаться! Успокоить. Всё объяснить. Она поймёт, она же умница… Ведь поняла тогда и успокоилась, когда узнала, что Гвардия даёт «добро». А ведь сначала ЧТО было!
Джейк улыбнулся своему отражению, глядя в зеркало отсутствующим взглядом: он вспоминал тот день, когда решился подать заявку в приёмную комиссию Императорской Гвардии. Отец поддержал сразу, а мама… Что она пережила тогда? Одному Богу известно! Успокоилась немного, когда узнала, что конкурс большой: почти триста человек на место, точнее, к дню первого экзамена было двести восемьдесят семь… Но Джейк оказался одним из этой огромной цифры, одним счастливчиком, удачно прошедшим все экзамены, все тесты, все проверки… А потом? Потом она смирилась, хоть и не любила вспоминать об этом…
— Паа-дь-ё-оо-м! — голос дневального заставил Джейка невольно вздрогнуть, оторваться от мыслей о доме. Вытирая полотенцем лицо, он на миг замер и подумал с тоской: «Ещё один день… Второй уже!»
На этот раз лейтенант Барклиф был один. Держался он как прирождённый военный. В тёмно-зелёной форме, с золочёными погонами, с двумя рядами позолоченных пуговиц (офицеры по старинке носили мундиры на пуговицах, это у солдат были комбинезоны на «молнии»), с широким поясом, перетягивающим узкую талию, в высоких, почти до колен, сапогах из чёрной натуральной кожи. Он весь был красавец, и форма военного ему шла необыкновенно. И шла так хорошо, что другие офицеры, а особенно солдаты, завидовали ему. Барклиф, видимо, догадывался об этом и сейчас прохаживался перед строем с заложенными за спину руками и с поднятой головой, гордо несущей фуражку. Весь его вид словно бы говорил: «Вот он, я какой, красивый! Смотрите и берите пример!» Каблуки сапог чётко печатали по криолитовым плитам. А солдаты всей третьей бригады стояли смирно и боялись дышать и, тем более, шевелиться. Лейтенант развернулся на месте, приставил ногу со щелчком. «Ну, прям парад какой-то!» — подумал Джейк с улыбкой.
Все солдаты стояли перед Барклифом в майках, комбинезоны спущены до пояса, а рукава завязаны на талии: готовность к зарядке и утренней пробежке.