Возвращение домой.Том 2.

— Я снова напишу ему через некоторое время. Лишь бы только добиться от него хоть какого-то ответа. Тогда мы, по крайней мере, знали бы, как быть дальше. Главное — выяснить, как у него дела, налаживается ли жизнь.

— Нам с Эдгаром он так нравился. Он пробыл у нас совсем недолго, но мы его полюбили… — Диана умолкла и вздохнула.

— Диана, не стоит предаваться сожалениям о том, что могло бы быть. Оглядываться назад и причитать: «ах, если бы, да кабы…» Пустое это занятие.

— Ты считаешь, что во всем виновата я?

— Виноваты? Вы?!

— В том, что позволила Лавди выйти за Уолтера.

— Как вы могли ее удержать, она же была беременна Натаниелем.

— Натаниель не имел значения. Он мог бы прекрасно жить у нас в Нанчерроу. Ну, пошли бы пересуды — что с того? Мне всегда было наплевать на то, что болтают люди.

Чайник вскипел. Джудит заварила кофе и поставила кофейник на край плиты.

— Но Лавди хотела выйти за Уолтера.

— Да. И мы не просто ей позволили — мы ее едва ли не поощряли. Бедная наша малышка. Эдварда не стало, потерять еще и Лавди — этого я бы просто не пережила. Брак с Уолтером означал, что она останется рядом с нами. И потом, он всегда нам нравился, хотя и плохо воспитан и неотесан. Эдгару — потому, что добросовестно следил за лошадьми и всегда был внимательным и заботливым по отношению к Лавди, приглядывал за ней во время выездов на охоту, помогал, когда она начала работать на ферме. Уолтер был ей другом. Я всегда считала, что самое важное в браке — это чтобы твой избранник был тебе другом. Страсть через какое-то время остывает, а дружба остается навсегда. Я действительно верила, что они отлично подходят друг другу.

— А теперь появился повод в этом усомниться?

— Да нет. Надеюсь, что нет, — вздохнула Диана. — Но ей было всего лишь девятнадцать. Возможно, нам следовало проявить твердость, уговорить ее подождать…

— Диана, если бы вы тогда стали отговаривать Лавди, вы только распалили бы ее упрямство, желание настоять на своем. Вы же знаете, какая она строптивая. Я пыталась спорить с ней в Лондоне, когда она сказала мне о свадьбе. И что? Только наслушалась резкостей.

Кофе поспел. Джудит наполнила две кружки, поставила одну перед Дианой. Сверху послышалось ровное гудение, напоминающее шум идущего на посадку самолета: Филлис, закончив с бельем, принялась пылесосить лестничную площадку.

— Я и вправду думала, что у них все получится. У меня ведь получилось.

— Не понимаю.

— У нас с Эдгаром никогда не было романа, но мы были друзьями. Я знала его всю жизнь, с самого детства. Он был другом моих родителей, а мне всегда казался старым. Он водил меня в парк, мы кормили уток… А потом началась война, Первая мировая. В шестнадцать лет я безумно влюбилась в одного молодого человека, с которым познакомилась на ежегодном празднике в Итоне. Он служил в «Колдстримской гвардии» и отправился на фронт во Францию. Потом приехал на побывку домой. Конечно, вскоре ему пришлось снова отбыть во Францию, и он уже не вернулся оттуда — погиб в окопах. Мне исполнилось семнадцать, И я забеременела.

Диана проговорила все ровно, спокойно. Она извлекала на свет Божий ошеломляющие воспоминания, а казалось, будто она всего-навсего описывает новую шляпку.

— Забеременели?!

— Да. Печальная оплошность, дорогая, но мы ведь в те годы не были слишком искушенными,

— И что потом?

— Родителям я рассказать не могла, и я рассказала Эдгару. Он сказал, что женится на мне, станет отцом моего ребенка и мне уже никогда в жизни не придется ни о чем тревожиться и печалиться. — Диана засмеялась. — Так оно и вышло.

— А ребенок?..

— Афина.

— Но…

Но сказать тут было нечего.

— Ах, дорогая, надеюсь, я тебя не очень шокировала? Эдгара я любила, только по-другому. У меня никогда не возникало чувства, что я его использую. И после всей сумятицы, страстей, трагедии и отчаяния с ним я почувствовала себя в тихой гавани, где уже ничто не могло причинить мне вреда. Так и было потом. Всегда.

— Афина… Я и подумать не могла… Ни за что бы не догадалась…

— А как ты могла бы догадаться? Как вообще кто-нибудь мог бы? Первым ребенком Эдгара был Эдвард, но никто не любил собственную дочь сильнее, чем он — Афину. Она на меня похожа, я знаю. Но есть в ней также что-то от ее отца, это видно только мне и Эдгару. Он был такой красавец — высокий, голубоглазый блондин. Моя мать называла его Аполлоном. «Этот мальчик — настоящий Аполлон», — говаривала она.

— Афина знает?

— Нет, конечно же. С какой стати было посвящать ее? Ее отцом всегда был Эдгар. Странно, долгие годы я об этом не думала. Зачем, собственно, я все это тебе сейчас рассказываю?

— Из-за Лавди.

— Ах да. Чтобы оправдаться. История повторяется. Еще одна ужасная война, нежданный ребенок и верный, преданный человек, которому можно довериться. Друг. — Диана отпила из своей чашки. — Я никогда никому не говорила, только тебе.

— Я буду нема как рыба.

— Не сомневаюсь, дорогая. Я одно только хочу сказать: в Эдгаре вся моя жизнь.

— Я знаю.