— Я подумаю над этим, Ваше Величество. Я, по-прежнему, готов принести Вам вассальную присягу, дабы оградить земли ордена от посягательств Польши. — магистр громыхнул шпорами и "ведром", украшенным серебряной кистью, собранной для знамения. Недовольный, он пошел к коновязи. Там, при помощи талей, его погрузили на коня, и громадный першерон присел под тяжестью тщедушного тела и громоздких доспехов. Великий магистр Великого ордена Тевтона, поехал в Усть-Нарву, где был Гостиный двор.
А Дмитрий на машине уехал в Юрьев, где начиналась закладка казарм для нового полка, который будет размещаться там. При строительстве приходилось учитывать и фортификацию, и осадное вооружение противника. Поэтому казармы напоминали небольшую крепость, несмотря на то, что сами располагались внутри старинной крепости, ближе к восточным воротам. Четыре башни, вооруженные 45 мм корабельными зенитками позволяли вести круговой обстрел. Калибр не велик, но высокая скорострельность и, относительно, мощная бризантность снарядов, вкупе с достаточно большой дальностью, существенно повышало обороноспособность крепости. Здесь продолжались работы по строительству сплошного рва вокруг крепости, и шлюза, соединяющего ров с рекой Эльбах. В небольшом овраге строили большой склад боепитания, полностью подземный. Осмотрев работы, Дмитрий поблагодарил старшего лейтенанта Меньшова за проявленный фортификационный талант. Крепость получалась очень красивая. Меньшов за зиму накопил большое количество кирпича, утроив мощность небольшого заводика, сделанного немцами. Кирпича хватало на все работы. И, как только завезли цемент, начал активно возводить все сооружения. А после посевной привлек крестьян на вспомогательные работы. Он же показал поля и огороды для гарнизона, вспаханные одним из привезённых тракторов. Предложил и военное использование трактора: с помощью навесной брони и установки на него тяжелого пулемёта, трактор превращался в довольно мощный танк, и мог удачно применяться как против пехоты, так и против конницы. Догнать лошадей он, конечно, не мог, но распугать и обработать из пулемёта мог свободно. А противотанковая артиллерия ещё не появилась!
За поездками и заботами прошёл месяц, после этого появилось три посольства: русское, польское и литовское. Москвичей возглавлял уже знакомы князь Фёдор Телепень-Оболенский, а в остальных посольствах главными были король польский Ян и Великий князь литовский Александр. Между братьями кошка пробежала, причём черная. Один другого видеть не хотели. Поэтому лагеря разбили вдалеке друг от друга. Разговор с Оболенским Дмитрий начал с претензий за Крайстспилс.
— Бес попутал, Великий Дмитрий Васильевич. Литовцы кинулись в атаку, а мы поддержали, не разобрав. А когда разобрались, так всё и кончилось к тому. Павла Медведя я в Курск сослал, он командовал.
— Неустойка с Вас, князь Фёдор, договор нарушили!
— Не вели казнить, Велий Княже, отслужу!
— 15 000 мужичков пришлёшь, мне границу укрепить надо на юге. Оружие не нужно, а мужиков дашь!
— Да у нас крымчаки поперли, все войска на юге. И Иван Васильевич там, а меня вот тут держат, княже. Дружбу с тобой и Александром крепить приказали.
— Вот и закрепи 15-ю тысячами мужиков, и с Александра потребую столько же. Где он? Вы же с ним договор подписали, а у нас ним почти война после Крайстспилса! Извинений и послов не было! Мне что, в Вильну сходить, чтобы это услышать.
— Сейчас позову, Дмитрий Васильевич, не серчайте! — князь на ухо кому-то что-то сказал, и послышался стук копыт отъехавшего конника. Дмитрий продолжал держать князя на ногах, выясняя обстоятельства и события последних месяцев на юге от Ливонии.
— Великий Князь Великого Княжества литовского Александр прибыл! — церемонно объявил ординарец.
— Зови! — упреждать князя с требованием извинений не пришлось, видимо, не только о требовании приехать, успел сказать Фёдор. Князь сразу начал с извинений и попросил оброк наложить за атаку. Дмитрий повторил требование прислать мужиков для укрепления южной границы. Получив заверения в дружбе и уважении, сели за стол. Князь с аппетитом навалился на еду, но не забывал между делом хаять брата и папу Римского, которые подорвали веру в крае: отец перекрестил православных литовцев в католиков, а сыну пришлось вновь перекрещивать их обратно. А у брата так не получилось, шляхта уперлась: лишь бы не так как у Москалей.
— Сейчас Папская волость — моя вотчина. — сказал Дмитрий. — И лень с неё имею, и дань беру. Когда уходили сюда, было известие, что новым папой выбран мой вассал Адриан. Он стал папой Римским Адрианом IV.