Возвращение Дестри

Огдены были высокого роста, но при этом не казались неуклюжими. Плечи у обоих были достаточно широки, а грудь далеко не впалой. Они держались прямо, высоко подняв головы, и все же в их облике было что-то неуловимо мерзкое, от чего становилось муторно на душе. Может, причиной этому было сальное выражение их лиц, сильно скошенные маленькие глазки, всегда немного прищуренные, словно от смеха, хотя внимательный наблюдатель мог бы сразу сказать, что на подобных физиономиях искренний, веселый смех бывает редким гостем. Братья постоянно обменивались ухмылками, точно посмеиваясь над какой-то непристойной шуткой, которую слышали только они одни во всем мире. Казалось, будто это придает им уверенности в себе. Ведь смех — оружие обоюдоострое: когда двое поглядывают друг на друга с усмешками, понятными лишь им, остальные начинают чувствовать себя весьма неуютно.

Как раз в этот момент Огдены в очередной раз ухмыльнулись друг другу и чокнулись высоко поднятыми стаканами. Им не пришло в голову повернуться к бармену и, как водится, поприветствовать его дружеским кивком или, к примеру, послать остальным завсегдатаям добродушную улыбку. Нет, вместо этого они быстро сдвинули стаканы и так же быстро их опорожнили. Затем, поставив не глядя пустые стаканы на полированную стойку бара, опять погрузились в какой-то разговор.

Они пришли убить Гарри Дестри. Этот их замысел был совершенно очевиден как для них самих, так и для остальных посетителей салуна. К несчастью, братьям никак не удавалось придумать, как, собственно, начать то, зачем они явились, как незаметно перейти от болтовни к тому, чего оба страстно желали. Все было бы гораздо проще, если бы могли просто обернуться и выпустить в Дестри парочку пуль так, чтобы ублюдок распростерся мертвым на полу!

Огдены опять обменялись взглядами. В них был и стыд, и смущение, и тайный страх. Сдвинув головы, наконец принялись вполголоса обсуждать, как лучше перейти к делу.

Ах, если бы только Гарри дал им хоть малейший повод накинуться на него, хоть бы пальцем пошевелил! Но он по-прежнему сидел не произнося ни слова, обратив пустой, безжизненный взгляд на соседний стул, ни о чем не спрашивал, ни с кем не заговаривал, даже не пытался ни к кому обратиться. Но вот наконец чуть заметно поднял голову, затем встал, подошел к стойке и попросил:

— Налей-ка мне еще!

В эту минуту кабатчик впервые с удивлением заметил, что стакан у Дестри пуст. Он вытащил бутылку и, дождавшись, пока Дестри покажет, сколько ему налить, плеснул ему виски, затем украдкой наполнил до краев собственный стакан, потому что почувствовал, что его нервы вот-вот не выдержат.

Все разговоры в салуне стихли. Один из посетителей поднялся и бесшумно выскользнул на улицу, другие безмолвно замерли на своих местах, напряженно наблюдая за развитием событий. По-видимому, им не терпелось увидеть, как разделаются с Дестри. Не то чтобы он оставался видной фигурой в городе, просто по-прежнему был человеком, которого невозможно не заметить.

Вдруг Джадд Огден посмотрел на него.

— Дестри?

Тот медленно поднял голову. На губах его застыла слабая улыбка.

— Да?

В эту секунду никому, кроме кабатчика, не было видно его лица. Кабатчик вдруг почувствовал, как какая-то странная дрожь пронизала его с головы до ног. Его рука с зажатым в ней стаканом невольно дернулась, и половина виски выплеснулась на пол. Все еще охваченный этим непонятным смятением, он растерянно опустил стакан на стойку, но потом, внезапно передумав, схватил его и одним глотком опрокинул в себя содержимое. Затем мучительно раскашлялся, но даже не сделал попытки уйти. Вцепившись в стойку обеими руками, замер на месте как вкопанный, но смотрел не на братьев Огден, а лишь на одного Дестри, будто зачарованный тем странным спектаклем, который разыгрывался перед его глазами.

— Дестри, — подхватил Кларенс Огден вслед за братом, — ты ведь не забыл то время, когда попортил нам немало крови, а?

— Я? — спросил Дестри все тем же безжизненным тоном. — Вы хотите сказать, что я причинил вам какое-то зло?

— Именно ты, — резко бросил ему в лицо Джадд Огден.

В зале повисла мертвая тишина. Посетители боялись шевельнуться, только обменивались боязливыми взглядами, абсолютно не сомневаясь, что близится ужасная развязка.

— Ну, если вы так говорите, — смущенно произнес Дестри, — прошу меня простить. Страшно сожалею, если по моей вине у кого-то в этом прекрасном городе возникли неприятности! При одной мысли об этом у меня на душе тяжело!

Говоря это, он словно случайно отодвинулся от стойки и повернулся лицом к залу. С губ его сорвался короткий, лающий смех.

Невольные зрители едва верили своим ушам. Вытаращив глаза, они переглядывались, кое у кого отвисла челюсть. Что же до братьев Огден, они обменялись загадочными взглядами, потом перемигнулись, словно именно этого и ожидали. Через мгновение тяжелая туша Кларенса Огдена двинулась вперед и нависла над Дестри.

— Ты вонючая крыса! — презрительно фыркнул он.

Но Дестри даже не шелохнулся, будто не слышал.

— Это тяжкое оскорбление, — наконец произнес он.