Ковер доставил на башню троих. Один был совсем невеличка; закутанный в темное, вонючее, проеденное плесенью тряпье, он непрестанно трясся и тоже носил маску. Гость не сдержал очередного вопля. Это был Ревун, один из самых старых и злобных колдунов в мире. Ковер был изготовлен им собственноручно. Тощий ненавидел Ревуна.
Тощий ненавидел всех. Разве что самого себя всего лишь недолюбливал. Очень ненадолго чудовищным усилием воли он мог подавить свою ненависть. Воля его была сильна – пока ему ничто не угрожало физически.
Тряпичный ком забулькал, заглушая крик.
Возле Ревуна на ковре сидел маленький, тощий, грязный человечек в ветхой набедренной повязке и давно не стиранном тюрбане. Он был напуган. Нарайян Сингх, живой святой культа обманников, был жив лишь благодаря заступничеству Ревуна.
Длиннотень ценил Сингха не дороже воловьей лепешки. Однако душила мог пригодиться – у его культа длинные руки, умеющие убивать.
Впрочем, Сингх тоже не боготворил нового союзника.
За Сингхом восседало дитя, очаровательное маленькое создание, хотя было оно даже грязнее, чем джамадар. Темно-карие глаза были огромны – не глаза, а окна в преисподнюю. Эти глаза знали все зло прошлого, наслаждались злом настоящего и предвкушали зло будущего.
Глаза ребенка встревожили даже Длиннотень.
То были водовороты мглы, затягивающие, гипнотизирующие…
В колене вдруг возникла острая боль и раскинула жгучие щупальца по всему телу. Я застонал и тряхнул головой. Вонь переулка проникла в сознание. Казалось, я ослеп – глаза после того ослепительного сияния не успели приспособиться к обычному свету. Руки, державшиеся за мое левое предплечье, потянули вверх, помогая встать. Взор начал проясняться.
Я поднял голову.
Тощий обернулся, испугав меня…
Этот страх удержался в памяти, хотя образ уже успел померкнуть. Я пытался вспомнить отчетливее, но боль в колене и бормотание Тай Дэя помешали сосредоточиться.
– Все нормально, – сказал я. – Только колено болит.
Я поднялся, но, едва сделал шаг, нога подломилась.
– Справлюсь, черт возьми!
Я оттолкнул руки Тай Дэя.
Образ сгинул окончательно, осталась лишь память об увиденном.
Может, и прошлый раз было то же? Картины стираются так быстро, что я не могу их воспроизвести? Связаны ли они как-то с реальностью? Смутно знакомые лица…
Нужно поговорить с Одноглазым и Гоблином. Они должны знать, что со мной происходит. Помнится, колдуны подрабатывали толкованием снов.
Едва мы вошли к Глашатаю, Тай Дэй затараторил. Слушая внука, Кы Дам задумчиво смотрел на меня, и его лицо все больше вытягивалось от удивления.
Вначале старик слушал Тай Дэя один, но постепенно из темных углов вылезли прочие, чтобы хорошенько меня рассмотреть. Первыми появились Хонь Трэй и Кы Гота. Старуха устроилась подле мужа.
– Надеюсь, ты не станешь возражать, – сказал Кы Дам. – Иногда ей удается слегка приподнять покров времени.
Гота молчала. Я заподозрил, что так бывает крайне редко.
Появилась и красавица, как всегда сразу занявшись чаем. Чаепитие у нюень бао – любимое занятие. Интересно, другие обязанности у нее в этом семействе есть?
Тот, в дальнем углу, сегодня не стонал и не охал. Может, уже оставил этот мир?
– Еще нет, – сказал Глашатай, заметив мой взгляд. – Но уже скоро.
И снова он почувствовал невысказанный вопрос.
– Мы исполняем свою часть брачного договора, пусть даже наш родич предал нас. И предстанем перед Судьями Времени с незапятнанной кармой.
Я хоть как-то понимал его только потому, что был слегка знаком с джайкурийскими текстами.
– Вы добрые люди.
Кы Дам был польщен:
– Некоторые могут с этим поспорить. Мы стараемся быть честными.
– Понимаю. У нас в Черном Отряде точно так же.
– И это правильно.
– Тай Дэй сказал, что ты хочешь со мной поговорить.
– Верно.
Некоторое время мы молчали. Я не сводил глаз с женщины, готовившей чай.
– Знаменосец…
– Нет, – сказал я тихо… а ведь хотел сказать про себя.
«Нет» значило, что я больше не провалюсь в ту мглу. Просто отвлекся на миг. С кем не бывает. Особенно когда перед тобой такая женщина.
– Спасибо, Глашатай. За то, что сегодня не называешь меня этими странными и неприятными кличками.
Я не удержался от соблазна намекнуть ему легкой ухмылкой, что догадываюсь, почему он старается не испортить мне настроение.
Он понял намек, что и подтвердил кивком.
Проклятье! Я уже и сам превращаюсь в старика. Мы что, так и будем тут сидеть, ухмыляться, хмыкать, кивать и устраивать будущее мира?
– Спасибо, – сказал я красавице, поднесшей мне чашку.
Это удивило ее. Она взглянула мне в лицо, и настал мой черед удивляться: ее глаза были зелеными. Она не улыбнулась в ответ и вообще никак не показала, что моя благодарность для нее что-то значит.
– Любопытно, – сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Зеленые глаза…
После чего взял себя в руки и дождался, когда Глашатай отхлебнет чая и начнет кружить вокруг да около своего дела.