Возвращение. Часть 2

   - Я понял, - прервал он меня. - Беги, я думаю, мы твою проблему решим и меньшими силами.

   В тот же вечер Сергей передал мне первый рисунок.

   - Кнесенка Елень у тебя получилась просто блеск! - сказал я. - И все остальное, кроме Волкодава. Вместо каторжника у тебя вышел участковый инспектор. Сядь на кровать, я попробую сделать набросок.

   Я испортил два листа, и лишь на третьем получилось что-то похожее на то лицо, которое когда-то красовалось на моих книгах.

   - Вот, смотри, - показал я эскиз другу. - Попробуй довести этот рисунок до ума, а я съезжу с ним в редакцию и покажу. Если они еще ни с кем не договорились, я думаю, заключат договор с тобой.

   Утром он мне отдал прекрасно выполненный рисунок.

   - Не знаю, какой из тебя получится следователь, а художник вышел бы замечательный! - похвалил я его работу. - Сегодня же смотаюсь в редакцию.

   Смотаться не получилось. Среда была уже четвертым мая, и нас срочно вызвали на просмотр номеров в Дом офицеров. Мы подготовили две песни. Помимо песни "На всю оставшуюся жизнь", которую руководство Дома офицеров уже слышало, была еще "Баллада о матери". Когда я ее первый раз проиграл, а Люся спела, наши музыканты были ошеломлены, а в глазах Виктора Калачова стояли слезы. Точнее, они не стояли, а стекали по щекам. За прошедшие дни они успели подобрать музыку, и мы провели три репетиции. Теперь ее надо было петь перед комиссией. Сначала мы спели первую песню, а потом я отошел в сторону, и зазвучала вторая.

   - Дома всё ей чудилось кино, все ждала вот-вот сейчас в окно посреди тревожной тишины постучится сын её с войны.

   Люся допела и рукой провела по глазам. Она уже не ревела, как при моем первом исполнении, и горло больше не перехватывало, но слезы на глазах все равно выступали. Закончилась песня, но члены комиссии молчали.

   - Чья это песня? - через пару минут спросил председатель.

   - Его, - ответил Олег Астахов, показывая на меня рукой.

   - Спасибо! - сказал он мне. - Спасибо всем. Оба номера приняты.

   На следующий день после уроков я пробежался до остановки троллейбуса и поехал в редакцию. К редактору я попал уже почти в самом конце рабочего дня.

   - Молодец, что приехал, - сказал Валентин Петрович. - Я хотел тебе завтра сам звонить, чтобы обрадовать. После праздника твою книгу отдаем в набор.

   - Проблем с цензурой не было? - спросил я.

   - Были, - ответил он, внимательно глядя на меня. - Но они передумали.

   - Посмотрите на это, - сказал я, расстегивая портфель и доставая рисунок Сергея. - Подойдет для иллюстрации?

   - Талантливо! - сказал он. - И образы подобраны хорошо. Чья это работа?

   - Мой друг, - ответил я. - Живем рядом и учимся в одном классе. Если подойдет, он может сделать десятка полтора рисунков, а вы потом выберете лучшие.

   - Пусть работает, - решил редактор. - Только без обид, если что-то отбракуем. И учти, что тираж будет небольшой. Выпустим сто тысяч экземпляров и посмотрим на реакцию. Книга все-таки необычная. Если все пойдет нормально, потом можно будет допечатать.

   Когда я вернулся, заходить к Деменковым не стал, позвонил Сергею по телефону и сообщил о достигнутой договоренности.

   А на следующий день в школе меня ждал сюрприз: Валерке дома случайно попалась старая "Комсомольская правда" со статьей Лисы и моей фотографией. Естественно, что он всем об этом раззвонил и притащил газету в класс.

   - Человеку будущего ура! - заорал он, как только мы зашли в класс.

   - Ура! - нестройно поддержали его остальные.

   - Вы что орете, как оглашенные? - поморщилась классная, зашедшая следом за нами. - Почему не на местах? Звонка не слышали?

   - Ольга Владимировна! - сказал Валерка. - Смотрите, что я откопал!

   - Я эту статью когда-то читала, - сказала она, взяв в руки газету. - Только прошло больше года, и я ее как-то с тобой не связала.

   - И не нужно, - сказал я. - Там разрисован не я, а пример для подражания.

   - А тебе, значит, подражать не нужно, - сказала она, сворачивая газету. - Учишься на пятерки, английский знаешь не намного хуже вашего учителя, пишешь книги и музыку, поешь, а теперь выясняется, что еще скромник, каких поискать. Точно, человек будущего. Так, закончили разговоры, все работаем!

   На большой перемене ко мне подошел секретарь комсомольской организации школы.

   - Что же ты молчал? - спросил он. - Актив...

   - Ни слова больше, Валентин, - ответил я. - Не имею я возможности этим заниматься. От меня даже ребята из ЦК комсомола отстали, а та статья была их работой. На написание книг и песен нужно время, у меня его вечно не хватает, так что вы уж как-нибудь сами.

   Он еще раз попытался меня уговорить, но я стоял твердо, и он наконец отстал. Мне для полного счастья еще не хватало комсомольской работы. Пятницу я перетерпел, а в субботу о старой публикации все дружно забыли.