Возвращение Борна

— Даже все это вооружение не поможет нам прорваться на саммит в Рейкьявике.

Спалко кивнул. Уголки его рта растянулись в некоем подобии улыбки.

— Это верно. Международная система безопасности всеобъемлюща и весьма эффективна. Вооруженное нападение обречено на неудачу и приведет лишь к вашей гибели. Но у меня имеется план, благодаря которому мы сумеем не только проникнуть в отель «Оскьюлид», но и получим возможность за один раз прикончить всех, кто будет там находиться, и при этом даже не привлечем к себе внимания. Через несколько часов после того, как это произойдет, вы получите все, о чем ваш народ мечтал веками.

— Халид Мурат боялся будущего, которое нас ожидает, того, что мы, чеченцы, могли бы достигнуть! — От праведного гнева щеки Арсенова залила краска. — Мир слишком долго игнорировал нас. Россия вгоняет нас в землю, а тем временем их собратья по оружию, американцы, смотрят на все это и не предпринимают ничего, чтобы помочь нам. На Ближний Восток они швыряют миллиарды, а Чечне не достается ни цента.

У Спалко был довольный вид преподавателя, любимый ученик которого демонстрирует высочайший уровень познаний перед лицом экзаменационной комиссии. Его глаза горели торжеством.

— Скоро все будет иначе. Еще пять дней — и у ваших ног окажется весь мир: власть, уважение людей, которые бросили вас на произвол судьбы и еще вчера плевали на ваши головы, и Россия, и исламский мир, и Запад, и, в особенности, Соединенные Штаты!

— Речь идет о том, что мы изменим весь мировой порядок, Зина! — с горячностью воскликнул Арсенов.

— Но как? — спросила женщина. — Разве это возможно?

— Ровно через три дня встречайте меня в Найроби, — сказал Спалко, — и тогда вы все увидите собственными глазами.

* * *

Вода — черная, глубокая, живая — смыкается над головой, и все его существо пронизывает непередаваемый ужас. Он борется за жизнь ожесточенно, отчаянно, пытаясь вырваться на поверхность, но что-то свинцовым грузом тянет его на дно. Тогда он опускает голову вниз и видит тянущуюся из глубины толстую, увитую водорослями веревку, верхний конец которой привязан к его левой лодыжке. Другой ее конец теряется далеко внизу, в черной толще воды. Но, что бы там ни находилось, оно очень тяжелое и непреодолимо увлекает его ко дну, поскольку веревка туго натянута. Стараясь освободиться, он из последних сил тянет руку вниз, опухшие пальцы скребут веревку, пытаясь развязать узел. И вот Будда, медленно вращаясь в воде, начинает свободное падение и вскоре скрывается в непроглядной черноте...

Хан, как всегда, проснулся мгновенно, ощущая невыносимую боль утраты. Он лежал на скомканных, пропитанных потом простынях. В течение некоторого времени обрывки регулярно посещавшего его ночного кошмара продолжали пульсировать в его мозгу. Он непроизвольно протянул руку и прикоснулся к своей левой лодыжке, словно желая убедиться в том, что веревки там нет. Затем — уже бодро, даже с удовольствием — пробежался пальцами по тугим мускулам на своем животе и груди, пока не нащупал маленькую, вырезанную из камня фигурку Будды, висевшую на золотой цепочке у него на шее. Он не снимал ее никогда, даже ложась спать. Разумеется, Будда оказался на месте. Это был его талисман, хотя сам он пытался убедить себя в том, что не верит ни в какие талисманы.

С недовольным ворчанием Хан поднялся с кровати, прошлепал босиком в ванную комнату и побрызгал холодной водой себе в лицо. Затем — включил лампу и несколько секунд моргал от яркого света. Приблизив лицо к зеркалу, он стал рассматривать свое отражение с такой тщательностью, словно видел его впервые в жизни.