– Я имею в виду, что мне нужна помощь. Если по какой-то причине ты не сумеешь передать мне материалы, свяжись с… Погоди минутку. – Повернувшись к Борну, Хан спросил: – Есть ли в агентстве кто-то, кому можно доверять и кто сумел бы распорядиться с компроматом против Спалко?
Борн поначалу отрицательно мотнул головой, но затем понял, что ошибся. Он вспомнил, что Конклин говорил ему о заместителе Директора, который, по словам Алекса, был не только порядочным, но и независимым человеком.
– Мартин Линдрос, – торопливо сказал он.
Хан кивнул и повторил это имя Хирну, а затем прервал связь и вернул Борну телефон.
Борн находился в замешательстве. Ему хотелось наладить более доверительные отношения с Ханом, но он не знал, как это сделать. Наконец он решил расспросить его о том, как ему удалось проникнуть в комнату для допросов, и испытал подлинное облегчение, когда Хан не отказался поддержать разговор. Он рассказал Борну о том, как попал в штаб-квартиру «Гуманистов», спрятавшись в диване, о взрыве в шахте лифта и о своем побеге из комнаты-«душегубки». Однако при этом Хан ни словом не обмолвился о предательстве Аннаки.
Борн слушал это повествование со все возрастающим восхищением, и все же отчасти он словно был где-то в другом месте, как будто разговаривали не с ним. Внутренне он сторонился Хана. Возможно, причиной тому были все еще болевшие раны. Самочувствие Борна оставалось настолько скверным, что он пока был не готов к тому, чтобы задавать Хану вопросы, от которых его буквально распирало. Поэтому их разговор складывался сумбурно, оба испытывали неловкость, старательно обходя острые углы и избегая затрагивать самую важную тему. Она лежала между ними наподобие крепости, которую можно осадить, но нельзя взять штурмом.
Часом позже подъехал фургон компании, в которой работал Оскар. За рулем находился он сам, а при нем были новая одежда, полотенца, простыни, а также антибиотики для Борна. Кроме того, он вручил им термос с горячим кофе. Забравшись на заднее сиденье, они переоделись, а Оскар взял большой пластиковый мешок и сложил в него их прежнюю, промокшую и изорванную одежду. Всю, кроме удивительной куртки Хана. После этого он вручил им еду и минеральную воду. Все это мужчины поглотили с рекордной скоростью.
Если Оскар и удивился, увидев раны Борна, то не подал виду, из чего Хан сделал вывод: его агент решил, что их атака на штаб-квартиру «Гуманистов» увенчалась триумфальным успехом. Борну Оскар передал легкий портативный компьютер.
– Схемы всех основных и вспомогательных систем отеля загружены на жесткий диск, – пояснил он, – а также – карты Рейкьявика, его окрестностей и еще кое-какая базовая информация, которая, как я подумал, может вам понадобиться.
– Я просто потрясен! – сказал Борн, и Оскар просиял от удовольствия. Однако на самом деле эти слова были адресованы Хану.
Телефон Мартина Линдроса зазвонил в одиннадцать часов с чем-то утра по Гринвичу. После этого он прыгнул в свою машину и уже через через восемь минут затормозил у ворот больницы Джорджа Вашингтона, хотя обычно этот путь занимал у него не менее четверти часа.
Детектив Гарри Гаррис находился в палате интенсивной терапии. Прорваться через кордон больничных охранников Линдросу удалось лишь с помощью служебного удостоверения, а затем кто-то из вечно спешащих больничных обитателей проводил его до нужного места. Линдрос отдернул занавеску, которая огораживала с трех сторон больничную койку, и, шагнув вперед, снова задернул ее.
– Что с тобой стряслось? – спросил он.
Гаррис лежал на постели столь же беспомощно, как Иисус Христос когда-то висел на кресте. Лицо его опухло и лишилось красок, верхняя губа лопнула, а под левым глазом чернела глубокая рана с наложенными на нее швами.
– Меня уволили – вот что стряслось.
– Ничего не понимаю, – мотнул головой Линдрос.
– Помощник президента по национальной безопасности вызвала моего босса. Сама. Напрямую. И потребовала, чтобы меня уволили. Вышибли без выходного пособия и пенсии. Именно так он изложил мне суть дела вчера, в своем кабинете.
Руки Линдроса сжались в кулаки.
– А дальше?
– Что значит «а дальше»? Он меня уволил! Вышиб пинком под зад! Разжаловал, несмотря на мою многолетнюю и безупречную службу.
– Я спросил, как ты оказался здесь?
– А-а, это… – Гаррис повернул голову на подушке и уставился в стену. – По-моему, я напился.
– По-твоему?!
Гаррис повернул голову к Линдросу, глаза его засверкали от злости.
– Ладно, я не просто напился, а надрался, нажрался, как свинья, – тебя это устраивает? Я считал, что не заслужил такого!
– Но с обычного похмелья такой рожи не бывает!
– Да, черт побери! Я повздорил с парочкой байкеров, и, если мне не изменяет память, эта ссора обернулась крупной потасовкой.
– Зная тебя, я могу предположить, что ты сам напросился на драку.
Гаррис ничего не ответил.
Линдрос провел ладонью по лицу и бесцветным голосом произнес: