Возвращение бомжа

А дальше начинался «полный МХАТ» с заламыванием рук, пафосом и истерикой на сцене:

—　Ты что, ты что — забыла? Оранжевый такой, на бошку привязать…

Снова вживаясь в женскую роль, Голый старательно изображал деревенскую дурочку:

—　Ну, трохи вспоминаю, что-то было… но не конкретно. Под тем платочком, мозги мне отшибло… И больше я не помню ничего!

И опять принимался оскорблено вопить:

—　Колись, куда платочек мой девала! Я знаю все. Подумай о грехах!

Оскорбленная дамочка в исполнении Голого тянула на Ленинскую премию в области искусства:

—　Да, боже ж мой, один мой грех — любовь к народу. С оранжевым платочком на башке… с народом мы стояли на майдане! А вот тебя там… что-то не прыпомню…

Увлекшийся лицедействованием хмырь не заметил, что своими «виршами» разбудил зело недоброжелательного к собственной персоне Сеню. Карапуз не стал долго прислушиваться к подвываниям хмыря и решил вопрос попросту, по-пацански. Подкравшись со спины, зарядил ничего не подозревающему Голому в ухо:

—　Ух, ты, контра!

И тут же, не дожидаясь, пока противник очухается, набросился на поверженного врага и продолжил избиение… Голый, тщетно пытавшийся увернуться от побоев, верещал, как все актеры театра кошек Куклачева вместе взятые:

—　Караул! Хулиганы зрения лишают!

Естественно, что делал он это не просто так, а в расчете на скорую помощь в лице Федора, которая тут же не замедлила прийти ему на выручку. Злой спросонья начгруппы, отпихнув своего приятеля подальше от извивающегося в муках адских хмыря, принялся деловито внушать нарушителю спокойствия:

—　Отставить, Сеня! Спокойно!

Однако задача выдалась не из легких, поскольку его приятель разошелся не на шутку:

—　А у тебя все спокойно. Тормозной ты какой-то!　— переключился он на Федора.

Тем временем пришедший в себя Голый принялся картинно заламывать руки и с напускным пафосом вещать:

—　Это этюд! Это из «Отелло»! Во мне великий актер погибает! Я весь в творческих метаниях!

—　«Погибает», говоришь? Это я тебе мигом!　— опять дернулся было к своей жертве строптивый карапуз, но был снова остановлен другом:

—　Сеня!

Хмырь тем временем пытался укрыться за чахлой березкой, не переставая изображать из себя невинную жертву. Глядя на это, Сеня продолжил истерить:

—　Что Сеня? Что Сеня? Смотри, какую комедию ломает! Станиславский! Демирович-Нанченко, понимаешь!

Тут уж Федор не выдержал, и в его голосе появились начальственные нотки:

—　Ты давай, не выражайся!

Слегка оторопев, Сеня пошевелил мозгами, но, так и не признав собственной вины, продолжил сопротивляться:

—　А чего я сказал? Ты лучше, Федор Михалыч, спроси, что он тут нагородил.

Федор внимательно оглядел бесящегося приятеля и, шумно выдохнув, отчеканил:

—　Он же сказал — репетирует!

Сеня все оглядывался на хмыря, сверля бедолагу ненавидящим взором:

—　Еще одна такая репетиция… и он покойник!　— Впрочем, в голосе карапуза уже не было прежней уверенности.

Почувствовав эту слабину, Федор принялся убеждать друга:

—　Кто мы такие с тобой, Сеня? Простые сельские парни. А он — мегазвезда! Его пожалеть надо, видишь, как ему тяжело? Это у тебя все просто — отпахал смену и свободен…

Окончательно сбитый с панталыку «борец за справедливость» укоризненно помотал головой:

—　Не пойму я тебя, Федор Михалыч!

Федор ласково поглядел на Голого, перевел взгляд на приятеля и назидательно произнес:

—　Он звезда, Сеня. У него нервы расшатаны… репетициями и кокаином.

Шмыга, окончательно убедившийся в собственной безопасности, покуда находится под крылом Федора, обогнув Сеню стороной, двинулся со своим покровителем к месту их ночлега, не забыв напоследок состроить мерзкую рожицу своему обидчику.

Несмотря на удачно проведенный вечер, включивший в себя и совершенно невероятный коктейль из напитков самой разной крепости, и пляски на столах, и сеанс синхронного стриптиза, и приличную порцию прочих стимуляторов, Чук пребывал не в лучшем расположении духа. Во-первых, для полного кайфа не хватало чего-нибудь «сексуально-приключенческого», а во-вторых, карапуз затаил-таки злобу на хитрого старикашку Пендальфа, так ловко уведшего у него принадлежавший ему по праву ноутбук.

Он никак не мог успокоиться — ворочаясь с боку на бок и напряженно соображая, как исправить ситуацию, покуда наконец не решился,　— благо что обе проблемы, мучавшие подростка, решались сами собой,　— достаточно было вернуть себе собственноручно найденное имущество.

Чук аккуратно поднялся с постели, стараясь никого не разбудить, и направился прямиком к Пендальфу. Однако, как оказалось, старательно прикидывавшийся спящим Гек тоже не успокоился на достигнутом и явно жаждал новых приключений, моментально открыв глаза и зашелестев на всю залу:

—　Знаешь, где пенсионер ноутбук прячет? Давай.

Чук отмахнулся от своего дружка: мол, не шуми — спалимся!　— и, мягко ступая, подошел к спящему предводителю небезызвестной банды и тут же отскочил, будто ошпаренный: старик смотрел на него широко раскрытыми глазами.