Возвращение

— Да, Энкакудзи. — Усиги улыбнулся. — Ты знаешь, от нечего делать я начал читать книги о Камакура и многое узнал. Я мог бы стать гидом. Этот храм и Зал Света в храме Кэнтедзи самые прекрасные. Я тебе покажу его позже.

Кёго взглянул на двухэтажные ворота храма с их толстой соломенной крышей, которая высоко возвышалась среди криптомерий и сосен. Территория храма была аккуратно убрана, и посыпанные песком дорожки были тщательно разметены.

— Здесь есть монахи?

— Да, есть.

— Но они, наверное, не покидают храм?

— Они занимаются медитацией, собирают милостыню или пьют сакэ.

— Милостыню? Но кто в наши дни может им что-нибудь подать?

— Они идут в деревню. Если там монахов кормят, значит, дела там не так плохи.

— Ты сам похож на монаха. Особенно твоя голова!

— Я серьёзно думал пойти в монахи. Я многого не знаю об этом, но в прошлом многие отказывались от бренного мира и уходили из дома. Похоже, тогда было легко поступить в монастырь, но сейчас это вряд ли так.

Они стояли в тени и могли видеть, как поднимается воздух от нагретой солнцем поверхности земли. Тропа, ведущая к монашеским кельям, вместе со ступеньками была высечена в скале, и на ней были видны прилипшие после вчерашнего дождя лепестки цветов сливы.

Они остановились перед расположенным около тропы небольшим прудом, на поверхности которого отражалась цветущая рядом сакура, и наблюдали за лениво плавающими в нём сазанами.

— Я никогда раньше не замечал, что сакура настолько прекрасна.

— Я знаю места, где её цветы ещё более красивы.

Они поднимались по небольшому склону вдоль зарослей бамбука, которые были обвиты красными цветами камелии.

— Немного впереди находится могила «Безграмотного монаха», который был первым настоятелем этого храма. Она представляет собой простую кучу камней.

— Ты, действительно, хорошо всё знаешь, и из тебя мог бы получиться отличный гид. Но меня не интересуют слишком большие подробности из истории буддийских обрядов. Меня полностью удовлетворяет спокойная прогулка по территории храма в этот прекрасный весенний день. Я глубоко чувствую, что это настоящая японская весна, сонная и мягкая. Весна в Европе тоже прекрасна, но она другая.

Бамбук шелестел от дуновений ветра. Они поднялись по каменным ступеням и увидели наверху ворота, а прямо за ними маленький сад, от которого исходил какой-то необъяснимый свет. Это было хранилище Солнца Будды и мавзолей великого сёгуна Токуминэ, основателя храма.

— Вот мы и здесь! — объявил Усиги тоном гида.

Они вошли внутрь, и Кёго невольно остановился, потрясённый открывшимся перед ним видом. Освещаемая полуденным солнцем магнолия с её распустившимися белыми цветами поднималась на фоне тёмно-голубого неба рядом с цветущей сакурой. Это было неописуемо красиво. Великолепие цветов отражалось на открытых панелях дверей мавзолея. Толстые, пышные лепестки магнолии и лёгкие возбуждающие цветы сакуры перемешивались, как собрание бесчисленного количества освещённых солнцем морских ракушек, которые, в свою очередь, излучали из своей глубины мягкий и нежный блеск.

Кёго продолжал неподвижно стоять, наслаждаясь красотой.

— Я забыл, — он вздохнул. — Нет, я, скорее, никогда раньше не видел, насколько великолепны цветы сакуры.

Возможно, что они выглядят так изысканно, будучи на фоне голубого неба, подумал он, но ему не хотелось искать причины этого. Ему было достаточно просто с восторгом любоваться ими.

Цветы сакуры нельзя назвать белыми, но они также и не розовые. Они имеют нежную блёклую окраску, что-то среднее между белым и розовым цветом, что придаёт им изысканную красоту. Их тонкий и слабый блеск исходит как будто из самой глубины, и создаётся впечатление, что они нарочно скромно скрывают внутри себя свой настоящий цвет. И это сильно отличает их от иностранных растений с их насыщенными, яркими и броскими цветами.

— Мы стареем, мы оба, — пробормотал Кёго. — Цветущая сакура кажется нам всё более красивой. Раньше только и слышал: сакура, сакура! И мне казалось дурным вкусом любоваться ею.

— По-моему, между цветами и возрастом нет большой связи, — возразил Усиги.

— Нет, такая связь существует. В молодости не знают, как любоваться цветами… Это наслаждение стариков. Возможно, истощив все свои чувства к людям, человек начинает любить растения. Ещё с давних времён любовь к цветам и птицам была уделом стариков.

Усиги знал, что сакура в монастыре, действительно, прекрасна, но он не был настолько очарован, чтобы подобно Кёго непрерывно любоваться ею. Он стоял около лестницы, ведущей в мавзолей Токуминэ, и произносил молитву.

— Говорят, что останки Токуминэ Ходзе похоронены под этой плитой у входа.

Кёго безразлично кивнул головой. Его не особо интересовали древние герои. Он ещё раз взглянул на покрытые цветами ветви сакуры, и ему показалось, что лучи солнца освещали её уже по-другому.

— Как тихо всё вокруг! — И после того, как они спустились вниз с холма, он продолжал:

— Недавно у меня возникла идея совершить поездку в Киото и Нара. Сначала я отнёсся к ней довольно прохладно, но, побывав там, я почувствовал, что меня очаровала старая Япония.