Возвращение

Виктория Хислоп Возвращение

Эмили и Уильяму с любовью

С благодарностью Иэну Хислопу, Дэвиду Миллеру, Флоре Риз, Наталии Бенджамин, Эмме Кэнтонс, профессору Хуану Антонио Диасу, Рейчел Деймонд, Трейси Хей, Гельвеции Идальго, Джеральду Хоусону, Майклу Джейкобсу, Эрминио Мартинесу, Элеанор Мортимер, Виктору Овьесу, Иэну Пейджу, Крису Стюарту, Жосефине Стаббс и Иоланде Урьос.

© Т. А. Савушкина, перевод, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020

Издательство АЗБУКА®

Гранада, 1937 год

Тишину комнаты, погруженной за прикрытыми ставнями в ночной полумрак, нарушил щелчок осторожно закрываемой двери. Мало того что она преступно опоздала, но и совершила еще одно прегрешение – попыталась пробраться домой незаметно.

– Мерседес! Где, во имя всего святого, тебя носило? – раздался громкий шепот.

Из сумрака в переднюю шагнул молодой человек, и девушка, лет шестнадцати, не старше, застыла перед ним, склонив голову и спрятав за спину руки.

– Почему так поздно? Зачем ты так с нами?

Он замялся, растерявшись от смешения чувств: совершенного отчаяния и безусловной любви к этой девушке.

– Ну и что у тебя там? Как будто я сам не догадаюсь.

Она вытянула вперед руки. На распрямленных ладошках неуверенно покоилась пара поношенных черных туфель; кожа их была мягкой, словно человеческой, а подошвы – протертыми чуть не насквозь.

Он с нежностью обхватил ее запястья и, удерживая их в своих руках, взмолился:

– Ну пожалуйста, в последний раз тебя прошу…

– Прости, Антонио, – тихо ответила она, встретившись наконец с ним взглядом. – Я не в силах остановиться. Ничего не могу с собой поделать.

– Это опасно, керида миа[1], опасно.

Часть 1

Глава 1

Гранада, 2001 год

Прошли считаные секунды после того, как две женщины заняли свои места. Они были последними из числа допущенных на представление, и хмурый хитано[2] решительно задвинул щеколды на двери.

Волоча подолы своих пышных юбок, к зрителям вышли пять девушек с волосами оттенка воронова крыла. Плотно облегающие платья создавали вокруг их фигур завихрения огненно-красного и оранжевого, ядовито-зеленого и охристо-желтого. Насыщенные цвета, коктейль из тяжелых запахов, стремительность появления танцовщиц и их надменная поступь были нестерпимо, нарочито мелодраматичными. За девушками следовало трое мужчин, одетых мрачно, точно на похороны; все в них было черным как смоль – от смазанных маслом волос до кожаных туфель ручной работы.

Затем атмосфера переменилась: просачиваясь сквозь тишину, в вялом нездешнем ритме зазвучали хлопки, отбиваемые легким и быстрым ударом ладони о ладонь. Один из мужчин стал перебирать струны. Из глотки другого вырвался густой и горестный вопль, который скоро вылился в песню. Резкость голоса перекликалась с грубоватостью этого места и суровостью изрытого оспой лица исполнителя. Только он и его труппа понимали слова на малопонятном наречии, но зрители были способны ухватить смысл. Потеря любимой.

Так прошло пять минут: в темноте, вдоль стен одной из сырых куэвас[3] Гранады сидело пятьдесят человек, едва осмеливаясь дышать. Песня не закончилась в какое-то одно мгновение – она просто стихла, – и девушки восприняли это как сигнал к уходу. Двигались они с неприкрытой чувственностью, не сводя глаз с двери перед ними, будто бы даже не замечая присутствия иностранцев. В темноте витало ощущение опасности.

– Это все? – прошептала одна из запоздавших.

– Надеюсь, что нет, – ответила ей подруга.