Возвращение

Просто не вспоминали.

Но все изменилось после того, как погас свет. Они беспокойно вертелись в своих постелях, но постепенно все стихало. Мальчики засыпали: Джимми, Арт, Джулио, Даррен. Вскоре не спал один Кэмерон. Он лежал, прислушиваясь, как успокаивается лагерь. Кэмерон слышал голоса двух вожатых, разговаривавших у дровяного сарая, грохот и лязг инструментов, которые убирали в амбар, слова взрослых, желавших друг другу спокойной ночи перед тем, как разойтись по своим спальням. После короткой паузы, нескольких секунд тишины, звуки человеческой деятельности сменились звуками ночной природы — стрекотом цикад, кваканьем лягушек, уханьем сов.

Лагерь уснул.

Не спал один Кэмерон. Прошли секунды, минуты, потом полчаса. Он представил, как медленно-медленно движутся стрелки часов, и задумался, который же теперь час. Пытался считать овец, пытался ни о чем не думать, но ничего не помогало. Кэмерон просто не мог заснуть. Ему очень хотелось в туалет, но не было на свете такой силы, которая заставила бы его выйти наружу. Если не получится дотерпеть до утра, он пописает в углу, а утром попытается свалить это на кого-то другого. Стиснув зубы, он старался не думать о воде.

А потом что-то изменилось.

Поначалу Кэмерон не понял, в чем дело, но не прошло и нескольких секунд, как все стало ясно: сверчки и остальные ночные существа внезапно смолкли.

Кэмерон вздрогнул. Во рту пересохло, и пи́сать уже не хотелось. Нужно было подойти к соседней кровати и растолкать Даррена, но тело не слушалось. Руки неподвижно лежали под одеялом.

Снаружи донесся хруст гравия, медленные и тяжелые шаги, словно кто-то большой шел по лагерю. Через сетку на двери подул странный ветер — какой-то плотный, будто это не воздух, а вода. Кэмерон судорожно вдохнул, надеясь задержать дыхание, пока нечто…

Монстр Моголлона

…не пройдет мимо, но воздух, который попал ему в легкие, был пропитан каким-то тошнотворным запахом, и Кэмерон закашлялся, сдерживая тошноту. Он тут же зажал рот ладонью, молясь, чтобы его не услышали, надеясь, что зеленые когти не разорвут сетку на двери и не вспорют ему живот. Кэмерон закрыл глаза, крепко зажмурился, так что на глазах выступили слезы, и ждал, когда одним ударом монстр оборвет его жизнь. Но время шло, и ничего не происходило, и он заснул в такой позе — ладонь зажимает рот, глаза крепко зажмурены — хотя не имел представления, когда это случилось и сколько он проспал.

Разбудил его крик.

— О боже! Боже! Господи Иисусе? Боже милосердный!

Голос принадлежал вожатому Роджерсу, и через несколько секунд к нему присоединились голоса других вожатых и сотрудников, растерянные и испуганные.

Кэмерон почувствовал странную пустоту внизу живота, но быстро натянул брюки и вместе с остальными мальчиками выскочил из бунгало на улицу. Еще не успев переступить порог, он догадался, откуда доносятся испуганные голоса, куда побегут скауты и где они найдут причину этого ужаса.

Домик Джима Слейда.

Он оказался прав. Вокруг полуразрушенной хибары собралась толпа. Мальчики, возбужденно переговаривавшиеся на бегу, умолкали сразу же, как только оказывались за воротами лагеря, рядом с хибарой.

Кэмерон опередил Даррена. Его взгляд метнулся к креслу-качалке на крыльце, но там не было ничего необычного. Остальные мальчики и взрослые смотрели куда-то вбок, и он последовал их примеру. Они указывали наверх, на что-то маленькое, бесформенное и явно липкое.

Приблизившись, Кэмерон понял, на что все смотрели, и к горлу подступила тошнота.

С ветки дерева свисало лицо вожатого Андерсона.

II

Бонни Браун не любила зал анасази.

Женщины, работавшие в музее, не любили оставаться в музее вечером в одиночестве. Большинство чувствовали себя неуютно в зале колонизации, с металлическими доспехами конкистадоров и манекенами в натуральную величину на диорамах, изображавших набеги испанцев на Новый Свет в XVII веке. Некоторым было не по себе в зале естественной истории, где стояли чучела животных с блестящими стеклянными глазами. Но когда Бонни говорила, что боится зала анасази, все поднимали ее на смех. Во-первых, это новая пристройка. Освещение там ярче, чем в старом здании музея, все экспонаты закрыты стеклом и располагаются на большом расстоянии друг от друга. А зал анасази — самый безобидный. Там нет ни костей, ни мумий, как в музее Гарфилда, и даже статуй, фигурок или кукол в костюмах. Только артефакты: дротики и наконечники стрел, украшения и бусины, кувшины, вазы, корзины и каменные ступки.

Но Бонни все равно его не любила.

Она посмотрела на часы. По пятницам музей закрывается в девять, но последние посетители обычно уходят ближе к половине десятого. Потом ей нужно было проверить квитанции, подсчитать количество посетителей, сверить с данными турникета, записать на дискету данные с компьютера, а перед уходом включить сигнализацию.