Возвращение

По серым дорогам в обрывках одежд
Бродит без сна одинокий скиталец.
Когда-то живой, полный сил и надежд,
Способный на песнь и чарующий танец.

Когда-то давно был он молод, красив,
Обласкан вниманием юных прелестниц.
Когда-то горяч был, безумно ревнив
И верил, что может познать бесконечность.

Он был на вершине, великий Творец,
Но вдруг это все потеряло значенье
Лишь оттого, что однажды во сне
Дыханием чуда был нежно овеян.

Она появилась из грез, как луна,
Возникла из мрака прекрасным виденьем.
Богиня. Волшебница. Чудо. Мечта.
Всевышнего знак и его откровенье.

Любовь закружила его до утра,
Крылами надежды его наделила.
Заставила сердце пылать без огня
И верой мятущийся дух озарила.

Он счастлив был ею, безумен до слез,
Желая кружить ее в медленном танце.
Смеялась Любовь, говоря, что из грез
Способна не раз для него возрождаться.

Не зная отказов и страстью гоним,
Он ринулся к ней невозбранно и смело,
Желал подхватить, но опасно забыл,
Что чудо не может жить в клетке из тела.

Едва лишь коснулся рукою мечты,
Как вскрикнула муза и с болью упала.
«Зачем? — прошептала беззвучно. — Ведь ты
Мог счастлив быть здесь…» И ее вдруг не стало.

Он замер, неверяще шаря по тьме
Пустыми, лишенными света глазами.
Но не было больше любви в этом сне.
Ушло упоенье ее чудесами.

Осталась лишь горечь на серых губах,
Осталась лишь рана на сердце умершем.
Осталась лишь мука в потухших глазах
И боль от ошибки его сумасшедшей.

С тех пор так и бродит по царству теней
Невидимый призрак, не зная покоя.
Живущий единственной мыслью — о ней,
Несчастный безумец с пустою душою…[1]

Рен Эверон судорожно вздохнул. Разве он мог подумать, что чужаки сумеют сохранить наследие своих родов?! Разве мог хотя бы на миг предположить, что хоть кто-то из них окажется не просто магом, а творцом?! Творцом слов, создателем рифмы и настоящим богом почти утерянного искусства, которому на Алиаре были готовы поклоняться, как исчезнувшим в веках Создателям?!

Он во все глаза уставился на того, в ком никогда бы не заподозрил такого творца: лорд Тирриниэль… непримиримый, насмешливый, суровый, жестокий… и вдруг — творец?! А его сын — не только сильнейший и опаснейший маг своего мира, не только прямой потомок Изиара, но еще и созидающий?! Лорд Таррэн?!

— Это старая песня, — донесся до его затуманенного сознания бархатный голос темного владыки. — Еще с тех времен, когда не было Изиара и расовых войн, в которых он потерял разум. Ее сочинили светлые эльфы, леди. А пару лет назад нам снова напел ее проснувшийся Лабиринт.

Эланна подняла подозрительно блестящие глаза:

— Это очень красивая песня, ллер. Благодарю, что исполнили ее для меня.

— Честно говоря, давно этого не делал, — неловко кашлянул Тиль. — Поэтому прошу прощения, она не стала лучшей в моей жизни.

— Нет, — медленно покачала головой эльфийка, — вы не правы, это восхитительная песня. Я не знала, что Таррэн умеет так играть.

— Бел тоже умеет, — со вздохом признался Тиль. — Так что, надеюсь, оценит ее по достоинству. Если услышит, конечно.

— Да, за такую песню… я бы, наверное, простила все.

Он не ответил. Только посмотрел на печально замершую владычицу, которая подошла к нему совсем близко, и смотрел так долго, внимательно, что она неуловимо порозовела. А потом едва не утонула в мерцающих изумрудах глаз, в которых снова, как и в прошлую их встречу, взволнованно закружились огненные снежинки. В какой-то миг они оказались так близко, что кожу на лице Эланны едва не обожгло этим пламенем. Но все закончилось так же внезапно, как и появилось, потому что Тиль вдруг вздохнул и отвернулся.