Страж произнес мое имя так, словно обнаружил чудовище у себя под кроватью, и это мне даже понравилось. Один за другим в дверях возникли еще два Стража. Пятый, изучив, как я поработал над интерьером, согнулся пополам и, опершись руками о колени, расстался с ужином.
Мило.
Многие тысячи лет наше общество существовало втайне от смертных, соблюдая так называемый
И ничего хорошего в этом не было.
К примеру, тот идиот, который заблевал окровавленный пол, был чистокровным. Выпрямившись, Страж покачал головой и попятился. Его лицо приобрело зеленоватый оттенок.
– Я не могу, – выдохнул он. – Я просто не могу.
После чего развернулся и выбежал наружу.
Я вздохнул. Поэтому нам и приходилось так тяжко.
У женщины-Стража яйца были покрепче, чем у сопровождавших ее мужчин. Она двинулась дальше, переступая через ногу, которая когда-то принадлежала парню, валявшемуся у… Нет,
Потолок собора пронзил столп искрящегося синего света, который озарил пол в нескольких шагах от женщины-Стража. Как только сияние померкло, перед нами возник бог.
Стражи поспешно попятились. Кто-то даже упал на колени, не обращая внимания на кровавую жижу на полу. Я же поднял правую руку и средним пальцем потер бровь.
Самый ненавистный для меня тип во всем мире смертных, на Олимпе и в Тартаре, усмехнувшись, скрестил руки на груди. Запрокинув свою заносчивую, надменную и крайне бесполезную голову, он взглянул на меня глазами белого цвета, в которых не было ни радужек, ни зрачков. То еще зрелище.
– Я почувствовал возмущение в силе, – сказал бог.
Я прищурился и раздраженно вздохнул.
– Ты что, специально «Звездные войны» цитируешь?
Аполлон, бог солнца и других важных вещей, из-за чего убить его было – увы – невозможно, не положив конец всему свету, пожал плечами.
– Может быть.
У меня сегодня выдался отличный вечер. Я поужинал бифштексом и лобстером. Кое-кого убил. Напугал чистокровных и полукровок. И планировал еще раз навестить женский колледж, который обнаружил месяца три назад. О, эти девчонки умели порадовать любого! Но теперь явился
Мою кожу покалывало от раздражения, и глифы беспокойно скользили по ней. Нас с Аполлоном кое-что объединяло – кое-что плохое. Он не мог меня уничтожить. Я точно не знал, каким вообще способом боги-олимпийцы могли бы это сделать, но нисколько не сомневался, что в конце концов это случится. Просто пока я был им еще нужен.
– Чего тебе?
Бог наклонил голову набок.
– Настанет день, Аполлион, когда ты будешь говорить со мной уважительно.
– Настанет день, когда ты поймешь, что я тебя не уважаю.
Стражи уставились на меня так, словно я только что спустил штаны и продемонстрировал свое хозяйство прямо перед их физиономиями.
Аполлон натянуто улыбнулся. Когда видишь такую улыбку, сразу хочешь как можно скорее увести в укромное место детей и любимых. Но у меня ничего из этого не было, поэтому я не испугался.
– Надо поговорить, – бросил Аполлон.
Не успел я ответить, как он щелкнул пальцами, и мы вдруг оказались за пределами особняка. Мои ботинки увязли в песке, сильно пахло морской солью, а за спиной шумел океан.
– Терпеть не могу, когда ты так делаешь, – гневно прорычал я.
– Знаю, – ответил бог, улыбнувшись уже шире.
Я ненавидел этот трюк, и подонок не упускал ни единого шанса, чтобы его провернуть: стоило нам оказаться рядом, как он проделывал это каждые пять минут без всякой на то причины. Иногда удовольствия ради просто перебрасывал меня из комнаты в комнату. За последний год мое терпение подверглось серьезным испытаниям.
– О чем нам надо поговорить? – процедил я, скрестив руки, чтобы не ударить в него зарядом
Аполлон уставился на темную поверхность океана.
– Тебе обязательно всегда устраивать такой бардак?
– Чего? – недоуменно переспросил я.
– Там, в доме, – сказал бог, кивнув в сторону особняка, который сиял огнями неподалеку. – Тебе обязательно устраивать такой бардак, когда уничтожаешь предателей?
–
– Тогда зачем? – спросил он и посмотрел на меня.