Возвращение

— Нам надо остаться, — сказал я расстроенной маме. — Иначе на юг вы уедете без меня. И потом, зря ты туда рвешься. Квартиру нам дадут только через полтора года и все это время придется прожить с бабушкой и дедушкой. Нормально проживем пару месяцев, а потом начнутся ссоры и скандалы. Оно вам нужно? Вокруг степь, постоянные ветра и пыль. Только и того, что Дон, который через двадцать лет загадят. А ловить рыбу можно и в Минском море. Новыми друзьями вы не обзаведетесь, а почти все теперешние получат квартиры в Минске.

— А ты откуда знаешь? — оторопела мама.

— Знаю, — ответил я, решив наконец им все рассказать.

Если у меня все определилось с Машеровым, то большой опасности оттого, что они узнают, кто я на самом деле, я не видел.

— Папа угадал, когда сказал, что в меня кто-то вселился, только этот кто-то – это я сам в возрасте восьмидесяти лет.

Я подробно рассказал о событиях последнего дня моей жизни в тридцатом году.

— Сразу после «заселения» я был тем самым восьмидесятилетним стариком, но потом сознание ребенка начало постепенно менять мое, поэтому сейчас я нечто среднее из нас двоих. Память у меня осталась, но чувствую я себя лет на двадцать, не больше. Я помню все, что случилось за время моей жизни, поэтому представляю большую ценность для Машерова. Именно это я писал в своих тетрадках, а повести были только прикрытием.

— Так повести были не твои! — дошло до отца.

— И повести, и песни, — кивнул я. — По первоначальному плану мне нужно было приобрести известность. План поменялся, но это все равно помогло. Если бы не мое пение, я бы не попал в квартиру Машерова.

— И Москва нужна была для этого? — спросил отец.

— Да, папа. Только это был плохой вариант. Машеров, который должен будет возглавить страну, во всех смыслах предпочтительней. Извините, но я вам не буду говорить о своих делах. Поверьте, ни к чему хорошему это не приведет. И лучше, если Таня вообще ничего не будет знать.

— Люся знает? — спросила мама, которая на удивление быстро поверила рассказанному.

— Знает.

— Так когда мы умрем? — спросил отец.

— Вам лучше этого не знать, — ответил я. — Вы оба проживете долго и умрете из-за того, что медики неправильно поставят диагноз. У тебя не сразу распознают язву двенадцатиперстной кишки, а маму будут лечить от кисты, когда у нее причиной болезни будет герпес. Зная это, я уже могу сказать, что к своему немалому возрасту вы еще сумеете добавить лет по пять.

— А Таня? — спросила мама.

— Я ее переживу на несколько лет, — ответил я. — Из-за сахарного диабета. — Я ей, конечно, со временем смогу кое-что подсказать, но, боюсь, это не поможет. Она всегда жила своим умом и не слушала вас, с какой стати она послушает меня?

— И как нам теперь к тебе относиться? — спросил отец.

— А это уж, папа, решать вам. Я как был, так и остаюсь вашим сыном. Доверяйте больше, а в остальном я бы не советовал что-то менять.

— А как же теперь твои книги? — спросила мама.

— Пока больше не будет ни книг, ни песен, — пояснил я. — Не из-за того, что кто-то против. Ни к чему мне сейчас выделяться. Получим деньги за вторую книгу, и я разорву договор с издательством. А песни мы с Люсей будем петь вам. А вот когда Машеров и его команда утвердятся в Москве, тогда посмотрим. Если из-за того, что в результате их деятельности и изменения будущего какую-то хорошую книгу или песню не напишут, это сделаю я. И не обязательно под своей фамилией.

— Родителям Люси что-нибудь будешь говорить? — поинтересовался отец.

— Что-нибудь буду, — ответил я. — А правду боюсь. Если даже поверят, вряд ли обрадуются тому, что их дочь связалась со стариком. Позже, когда мы с ней уже будем вместе, а они меня лучше узнают, они воспримут мои слова совсем по-другому.

— Может быть, ты и прав, — сказал отец. — Я ждал чего-то необычного, но не такого. Если бы ты нам рассказал сразу, я бы ни за что не поверил. И никакие рассказы меня не убедили бы. Слишком много ты читал разной фигни, а язык у тебя и раньше был неплохо подвешен. Скорее всего, повезли бы тебя к невропатологу.

— В таких случаях возят к психиатру, — хмыкнул я. — Потому я вам ничего и не говорил. Да, я договорился, что летом нас с Люсей отправят в дом отдыха. Так что планируйте ехать в отпуск без меня. И еще мне будут нужны деньги.

— Можешь брать, сколько нужно, — сказала мама. — Ты знаешь, где они лежат.

Следующий день был воскресным, поэтому утром я пошел к Черезовым. Вытурив из комнаты Ольку, мы в ней уединились, и я рассказал ей и о разговоре с полковником, и о том, что все открыл родителям.

— Боюсь, что твои родители к такой правде еще не готовы. Но что-то сказать все равно нужно. Как ты думаешь?

— Я их знаю, — сказала Люся. — Или не поверят, или поверят и перепугаются за меня. В обоих случаях будет плохо. А насчет перевода сказать можно. Отец, может быть, будет недоволен, а вот мама обрадуется.

Иван Алексеевич недовольства не проявил.