Возвращение

— Вот ты где, — проговорил он так, будто и не искал меня. — Хорошо тут, правда? А у нас снова неудача… Я еще до отъезда в Небит-Даг составил структурный план, его утвердили… Оконтурил наиболее вероятное место для закладки глубокой скважины. По всем расчетам должен был пойти конденсат… Ну, ничего, черная нефть — тоже золото, — стал утешать он себя. — Однако где-то тут она есть, знаю, что есть…

— Что делают ребята? — спросила я, чтобы переменить тему разговора. Мне сейчас не хотелось говорить о белой нефти. Я ждала: он подбежит, порывистый, пылкий, ведь он так жадно озирался, ища меня, но Андрий только на мгновение прижал мою ладонь к своему лицу, взял меня за плечи и повел по просеке вверх.

Потом я поняла: в моем присутствии он был спокоен, уравновешен, даже слишком. Иногда казалось — холоден, и мне не раз было обидно. Но как только отдалялся от меня — за работой или в поездках, — то как бы утрачивал точку опоры, и я часто замечала, как он панически боится остаться без меня. Такова была его любовь…

— Ребята? Готовят ужин… Это чудо-парни. Анвар пристал к нам в Небит-Даге. А Марко… Этот пришелся по душе еще в институте. Я был на пятом, он — на втором, после первого же разговора с ним я решил: как только стану на ноги, возьму его к себе. И забрал — с третьего курса. В следующем году он будет защищать диплом — заочно. Этакий балагур, зато какая широта взгляда у парня! На все… Это растет мой конкурент, — улыбнулся Андрий.

— Вижу, очень любишь его.

— Мы необходимы друг другу… Но он пойдет дальше. Марко далеко пойдет.

Я слушала, а в мыслях выстроился вот какой ряд: Стефурак, Вадим Иванович, Андрий, Марко и я. Мы с Марком последние, после нас вскоре придут другие, но их еще не знают. Мы с Марком в самом младшем классе среди взрослых. За одной партой. Нет, не надо настораживать себя против него…

Мы шли под гору, обходя пни, натыкались на папоротники, и Андрий, вот так же между прочим, рассказал мне тогда эти две истории — о скупой вдове и о товарищеском суде; тогда я впервые услышала и его слова о любви и тоску по ней. Но осознала я их позже, когда он воскликнул в автобусе: «На Байкал!» Его всегда тянуло в неизвестное, потому что только в тоске он мог постичь цену тому, что нашел.

— Знаешь, — заговорил Андрий, — по этой просеке можно идти и не возвращаться. За ней дальше вьются неведомые дороги, звериные тропки, и всегда впереди будет что-то новое…

Я молчала и слушала, ибо уяснила уже тогда: он до сих пор никому еще не признавался в том, что его безостановочно гонит по жизни неудержимая тяга к познанию неизведанного.

— Вот станешь на вершине горы, — продолжал он, — а видишь другую. И тебе хочется утвердиться еще и на ней. Именно так — утвердиться. Я не понимаю туристов, которые всюду и все фотографируют, мучат своих спутников, заставляя их становиться в позы на эффектном фоне… До^га у них разбухают альбомы от фотографий, стеллажи наполняются туристскими буклетами, а другие просто удовлетворяются этими копиями живого мира, и им кажется, что и они видели это все знают…

— Но ведь надо кое-что и зафиксировать…

— Конечно — для науки, искусства… Но для себя самого — к чему эти эрзацы?

— Чтобы вспомнить потом, детям показать. Не надо впадать в крайности, Андрий.

— Дети пусть сами приучаются к путешествиям, а не сидят перед телевизорами и за альбомами. Потом вырастают из них этакие книжные мудрецы: все им известно, хотя ничего и не видели. Да, боже мой, можно и фотографировать, даже нужно… Но путешествие — не коллекционирование впечатлений с целью похвальбы: вот где я побывал! Для меня поездка прежде всего проверка: живет ли во мне человек — крепкий, цепкий, пытливый? Конечно, я не могу всего объять, но когда мне удается хотя бы малое, то это удается не только мне — всему человечеству. Я понимаю Магелланов, Маклаев, Санниковых… Вот Тур Хейердал дважды устремлялся в путь на папирусном судне. Во имя чего? Для утверждения человеческого в человеке, и ничего больше.

— С этой целью ты так упрямо ищешь и белую нефть?

— Возможно… Я не экономист. Не знаю, как с ней обойдутся, если все-таки найду ее. Может, она не так уж и нужна. Но я за то, чтобы каждый человек что-то искал и что-то находил. Хотя бы маленькое: новый минерал, живительный родник, свежее слово, мысль, образ, картину. Чтобы человек выявил в другом его способности, возможности, чтобы ребенка воспитал, механизм усовершенствовал, песню сложил. Я не терплю ученых, почерпнувших знания только из чужих книг, этих всезнающих снобов, которые к человеческой мудрости не сумели прибавить ни капли своей, этих знатоков с кислыми минами, этих мешков с информацией… Д-а, хватит. Белая нефть… Белая нефть — это символ.