Возвращение

Дерг тем временем успел подойти к палачу и одобрительно кивал, оценивая его работу, давал подходящие случаю раздумчивые советы. Смешки, гуляющие в толпе, стали сильнее. А ведь известно с давних пор: смешное не может быть страшно! В этой великой истине сейчас убеждался народ Ланца. Дерг трижды избегнул гибели, некто незримый провозгласил его невиновность, поэтому люди, как и сам приговоренный, начали получать удовольствие от шоу, поверив, что все понарошку и Кейсара сегодня наверняка не убьют. Либо король все-таки помилует, либо боги защитят. Изворотливый Ланцский Пес уцелеет! Кое-кто даже начал сочувствовать бедолаге кату, у которого никак не получалось угробить живучего смертника.

Дерг спокойно забрался на высокий «поставец», человек в маске накинул петлю на худую шею жертвы, чуток подтянул ее и резко, словно боялся очередного подвоха, ударил по «табурету», вышибая его из-под ног сыщика.

Ну что сказать? Палач переживал не зря. В ту же секунду, когда упала мебель специального назначения, раздались треск и грохот, не предусмотренные планами казнения. Одновременно произошло следующее: порвалась сразу в трех местах прочная веревка и в двух переломилась перекладина. Упавший кусок деревяшки со снайперской меткостью угодил по темечку палача. Тот пошатнулся и, оглушенный, осел на пятую точку. Дерг, освобожденный от веревки, озабоченно склонился над экзекутором, принялся бережно похлопывать его по щекам.

– Если дойдет до четвертования, боюсь за жизнь… ката, – эдак задумчиво обронил Гиз.

– Хорошо, что я нанимался в патерские палачи, – искренне сказал Кейр, наверное, представил себя в шкуре собрата по профессии.

Народ веселился, а я наблюдала за Клементарием. Удар по самолюбию короля оказался чудовищным. Одно дело допустить вероятность того, что яд утратил действенность от времени или своевременно подсунутого сыскарю противоядия, и совсем другое – странные голоса и буквально развалившаяся на части виселица, на которой, как на тарзанке, минутой раньше чуть ли не раскачивался, пробуя ее всем своим вполне изрядным весом, палач. Монарх буквально разрывался между негодованием и страхом. Умолк льстивый хор придворных, почуявших перемену ветра. Они, да и я, с интересом ждали следующего хода короля. Прикажет ли палачу взяться за топор, придумает ли другой способ разделаться с сыщиком или помилует опального придворного, уступив божьей воле, сделает хорошую мину при плохой игре, объявит все случившееся испытанием верности для Кейсара и спасет остатки подмоченной репутации?

Ох, судя по злобно-упрямому выражению, прочно поселившемуся на роже Клементария, нас ждало «продолжение банкета». Ну что ж, пускай, моя магия была готова отразить любой удар, направленный в сердце Дерга. Толстопуз набрал в грудь побольше воздуха, намереваясь отдать очередной нелепый приказ, раздул щеки и замер в кресле с выпученными глазами и багровой физиономией. В обморок, что ли, свалился? Или слова забыл?

– Изящный ход, браво, магева! – с одобрительным удивлением и чем-то близким к уважению констатировал Гиз и сделал несколько символических хлопков в ладони.

– Ты о чем? – Я обернулась к киллеру.

Однако ответ на вопрос получила с другой стороны. Он воплотился в вопле, исторгнутом из торопливой глотки какого-то челядина:

– Король Клементарий мертв, славься, король Альвин! – и был моментально подхвачен толпой в стиле скандирования футбольных фанатов: Аль-вин! Аль-вин! Аль-вин!..

Вот так народ, собравшийся посмотреть на кончину Дерга, нежданно-негаданно угодил на первый этап коронации. Кресло с безвольно обвисшим в нем бывшим монархом проворно удалили в недоступное для глаз народа место, то ли в карету засунули, то ли вовсе спихнули под помост, я не уследила. Слишком прытко действовал ушлый придворный люд, будто не аристократы, а записные каты собрались вместе.

Альвин забрался с ногами на первую попавшуюся скамью и вопил, заикаясь от волнения, свой первый указ. Он объявлял Кейсара Дерга невиновным и возвращал тому все имущество, титулы и полномочия.

На площади начало твориться что-то невообразимое. Ор, шум, форменное буйство, к которому присоединились даже стражники. Палач бросил маску, приметную стильную безрукавку и растворился в толпе от греха подальше. Поди убеди народ в том, что ты не по своей инициативе старался спровадить главного сыщика на тот свет! На счастье палача, веселящийся люд не жаждал крови. Кейсара освободили от цепей, стащили с эшафота и, подкидывая вверх от переизбытка чувств, с торжествующими воплями подтащили к молодому королю.

– Беги к хозяину, Цап, – шепнула я на ухо псу, и он ликующей стрелой сорвался с места.

Довольный Фаль отплясывал в воздухе зажигательную джигу, выделывал акробатические номера и хохотал, ухмылялся Лакс, однако мне, прежде чем предаваться всеобщей радости, следовало выяснить одну вещь:

– Гиз, ты считаешь, я убила Клементария?

– А разве нет? – удивился киллер.