Глава восемнадцатая
Голый Гласс съёжившись сидел возле небольшого костра, пытаясь прижаться к нему поближе. Чтобы согреться, он поднес руки как можно ближе к костру и держал их до последнего, а когда понимал, что вот-вот обожжется, прижимал горячую ладонь к плечам и бедрам. Тепло проникало на мгновение, но не могло изгнать холода студеных вод Миссури.
С трёх сторон костра висела его одежда на грубых козлах. Оленья кожа оставалось сырой, но Гласс с облегчением подметил, что хлопчатобумажная рубашка почти высохла.
Течение снесло его на милю вниз по реке, прежде чем он сумел выбрался из неё в заросли кустарника. Он спрятался в ежевике, под которой виднелись заячьи следы, и молился, чтобы за ними не последовали хищники. Среди дебрей ивняка и плавника, он вновь принялся за безрадостную процедуру осмотра ран и пожитков.
В сравнении с недавним прошлым, Гласс чувствовал себя лучше. Он получил несколько ссадин и синяков во время драки на берегу и сплава вниз по реке. На руке он обнаружил рану - похоже, его оцарапала пуля. Старые раны ныли от холода, но их состояние не ухудшилось. Не принимая во внимание опасность переохлаждения, весьма вероятную, ему удалось пережить нападение арикара. На мгновение перед ним встал образ Доминика с братом, сжавшихся на обрывистом берегу. Он прогнал эту мысль.
Что касается пожитков, то самой существенной потерей оказался пистолет. Винтовка намокла, но осталась вполне пригодной. У него имелись нож и ягдташ с кресалом и кремнем. Не потерялся и тесак, которым он настрогал в глубокой яме щепок. Гласс надеялся, что порох не подмок. Он открыл крышку пороховницы, высыпал горсть на землю и поджег его от пламени костра. Порох загорелся со свойственным ему запахом тухлого яйца.
А вот ранец пропал, а вместе с ним запасная рубашка, одеяло и рукавицы. В ранце также лежала набросанная от руки карта с тщательно отмеченными притоками и ориентирами на верхней Миссури. Но потеря была небольшой, так как карту Гласс помнил наизусть. В общем и целом, Гласс чувствовал себя прекрасно экипированным.
Несмотря на то, что рубашка осталась сырой, Гласс решил её надеть. По-крайней мере, тяжесть одежды помогла изгнать холод из ноющего плеча. Весь остаток дня Гласс поддерживал огонь. Он беспокоился о дыме, но смерть от переохлаждения тревожила его сильней. Чтобы не думать о холоде, Гласс занялся своей винтовкой, высушил её и нанес свежее масло из небольшой бутыли, лежавшей в ягдташе. К наступлению ночи его одежда и винтовка были готовы.
Он собирался выступить ночью. Где-то поблизости шатались те же самые арикара, что напали на лагерь. Он терпеть не мог сидеть на одном месте, даже если убежище было хорошо сокрыто. Но на небе не было луны, чтобы осветить дорогу вдоль изрезанного берега Миссури. Не оставалось ничего другого, как ждать утра.
Когда сгустились сумерки, Гласс снял одежду с ивового плетня и оделся. Затем он вырыл неглубокую квадратную яму возле костра. Двумя палками он поднял раскаленные камни из кольца вокруг пламени и сложил их в яму, забросав тонким слоем дёрна. Подкинув в костер столько дров, сколько осмелился, Гласс улегся поверх горячих камней. Почти просохшая одежда из оленьей кожи, камни, костер и полнейшее изнеможение помогли ему согреться настолько, чтобы усыпить усталое тело.
В течение двух дней Гласс медленно поднимался вверх по Миссури. Некоторое время его одолевала мысль, не лежит ли на нём ответственность за миссию Ланжевина с арикара. Наконец, Хью отверг эту мысль. Обязательства Гласса перед Бразо состояли в добыче дичи, и их он исправно выполнял.
Гласс не знал, разделяют ли другие арикара намерения племени Языка Лося. Но это не имело значения. Засада подчеркнула опасность передвижения вверх по реке на лодке. Даже если он и заручится поддержкой части племен арикара, у него не было намерения возвращаться в Форт Бразо. Его дело важней.
Гласс справедливо полагал, что деревни манданов неподалеку. Несмотря на то, что манданы считались мирным племенем, его заботили последствия их нового союза с арикара.