“Ладно…, ладно, постараюсь расслабиться”, - произнес Алексей про себя и навалился на крутую спинку кресла, тяжело выдохнув, и все же его руки немного дрожали, ноги, как это часто бывало в моменты особого волнения, начали отбивать ломаный бит, дышать ровно становилось все сложнее. Время шло медленно, и в помещении ничего не происходило, Алексей начинал успокаиваться понемногу, глядя то на огромную эллиптическую люстру, что висела под самым потолком, похожую на яйцо удивительно правильной формы, то на здоровых, смуглых охранников, стоявших у высоких дверей, бдительность которых была непоколебима, то на мужчину с женщиной, что сидели напротив и вдумчиво обменивались друг с другом редкими фразами, на их голубых костюмах ярко выделялись несколько серебристых медалей, назойливо блестевших под светом люстры, Алексею почему-то не сразу пришла в голову простая мысль о том, что это были космонавты.
Через три больших окна, завешанных шторами молочного цвета робко пробивался слабый солнечный свет, придавая помещению таинственный облик некоего космического зала вечности, где решается судьба вселенной, но в зале, как ни странно, по-прежнему было тихо, и безмолвная обстановка в контрасте с всеобщей суетой немного давила на разум. Алексей начинал бросать вопрошающие взгляды на генерала, но тот спокойно сидел в кресле, глядя на двери. За ними вдруг послышались частые и гулкие шаги, как будто приближался взвод солдат, идущий не в ногу. Один из охранников выглянул наружу, затем открыл двери и, никем не замеченный, отошел в сторону. В зал вошла сразу целая толпа представительных персон: первым вошел начальник ЦУПа с двумя профессорами, один из которых был ответственным за секретные аэрокосмические разработки, а другой – ученым с кафедры астрофизики, известным Алексею еще со студенческой поры. Вслед за ними вошли шесть крепких мужчин, довольно странных на вид, что в них было странного, определить точно было нельзя, наверное, они были иностранцами – это можно было понять по большой делегации дипломатов в гражданском, вошедших за ними и разговаривавших между собой по-английски, а также по форме одежды. Алексей смотрел на все это с нарастающим интересом, нервно постукивая пальцами по столу. Последними в зал вошли четверо азиатов и два охранника, после чего примерно половина вошедших разместилась за столом, заняв все свободные места. Удобно усевшись, они принялись обмениваться приветственными взглядами. Все вокруг были одеты предельно официально – строгие костюмы, преимущественно черные, парадная военная форма – все, кроме Алексея, он же был одет во все те же широкие голубые джинсы с кожаными вставками и многочисленными карманами и тонкий синий джемпер с надетой сверху белой сетчатой сорочкой. Сейчас ему было особенно стыдно за свой внешний вид, вдобавок ко всему, он подозревал, что был самым молодым из собравшихся.
Убедившись, что все в сборе, начальник центра управления полетами генерал-полковник Кромешников подошел ближе к столу. Большим, устрашающим исполином он предстал перед аудиторией, все в его высокой фигуре само по себе подчеркивало важность занимаемого им поста, и лишь пышные, слегка седоватые усы вместе с очками и острым, вытянутым носом немного смягчали его образ. В непринужденном общении, особенно в гражданской жизни, он был чрезвычайно мягким, веселым и в достаточной степени открытым человеком, именно его общительность и галантность, а также искрометный, но всегда уместный юмор – а отнюдь не звание – ставили его в центр любой компании и приносили редкостное, непоколебимое уважение. Мало кто с той же иронией относился к житейским проблемам, все, о чем он не мог сказать с улыбкой “ну и Бог с ним, Потоп пережили и это переживем”, он хранил лишь в кругу особо близких друзей и коллег.
Увидев, что специально привлекать чье-либо внимание ему не придется, он начал говорить невысоким, но сильным тоном, заранее внушающим доверие и уважение: