Возрождение - 2

— И легко проверяемый, — кивнул Северов, прикасаясь к тому карману, куда спрятал удостоверение личности блондинки. — Вот моя версия. Одна из подружек, покусившись на награду, опоила тебя и выдала полиции. Так что взяли мы твою тушку тепленькой, в кроватке и без сопротивления. Поэтому, без следов насилия. Разве что, могу разок под глаз засветить. Если сильно настаиваешь? Годится? Блондинку я проинструктирую лично. Пусть хоть так отработает за ксиву.

— Что ж, не могу не согласиться — это вариант мне нравится больше, чем мордобой, — усмехнулся я. — Наливай…

В седую древность здесь была цитадель.

Потом — городской арсенал.

Еще позже, комплекс сооружений отдали под казармы пехотного полка. Солдатики что-то достроили, что-то перепланировали и жили там аж до революции.

Во времена НЭПа пустующие казармы, — в силу того что их отделяли от остального, излишне бурного и голодного мира, высокие стены и крепкие ворота, — облюбовало купеческое товарищество. Основав там склад-факторию. В части зданий что-то строгали, клепали, шили. В другой — складировали и торговали.

Но, после того, как большевики в очередной раз решительно и бесповоротно покончили с отрыжками капитализма, в мощных толстостенных казармах и казематах опять поселилось запустение. Ровно до того времени, как возник вопрос о содержании врагов самого справедливого и прогрессивного режима. И вот тут какой-то светлой ревкомовской голове пришла мысль, что лучшего места для компактного размещения злопыхателей, устроителей диверсий и просто классовых противников, чем стены заброшенных казарм и подыскать трудно. И дешево, и сердито. А главное, практически даром. Подновить кое-где стены, да решетки покрасить.

И вот так, с тех самых дней начала построения социализма и до Вторжения, на окраине города появилась тюрьма.

Надо сказать, здание производило впечатление. Высокие, метра четыре, стены из неоштукатуренного кирпича, почти полностью скрывали от любопытных глаз случайных прохожих все, что происходило за ними. Только несколько крыш, увенчанных дымоходами и трубами вентиляционных шахт, выглядывали из-за них. Покрытием из солнечных панелей, вместо допотопного шифера или черепицы, демонстрируя, что обитатели тюрьмы шагают в ногу с прогрессом. А как по нынешним временам, когда большая часть населения планеты снова вернулась к свечам и керосинкам, даже опережают.

Массивные, почти как в бункерах, ворота, натужно гудя электромоторами разъехались в стороны ровно настолько, чтобы впритирку впустить во внутренний дворик «воронок». Роль которого исполнял полицейский бусик.

Метрах в четырех от внешних ворот имелись еще одни. Не такие мощные, но тоже стальные, еще и с украшением из «егозы» по верхнему срезу.

О том, что меня доставят, было договорено заранее, поэтому обошлось без задержек. Голова охранника просунулась в приоткрытую дверь, рука, держащая уоки-токи, посчитала присутствующих, сверила наличие с имеющимся списком и убралась. Потом снаружи донеслась короткая команда, видимо, произнесенная в рацию, и ворота за нами закрылись. А еще через минуту, открылись внутренние, разрешая въезд на территорию тюрьмы.

Меня встречали «торжественно». Целых четыре охранника. Двое, не взирая на надетые «браслеты», крепко подхватили под локти, а еще двое — шли позади, держа в руках шокеры. Я, отыгрывая роль, притворялся крепко выпившим и не вполне адекватно оценивающим обстановку, а потому периодически пытающимся что-то петь, но тут же терял мелодию, душевно ругался и начинал новый мотив.

Охранников это изрядно веселило, поэтому обошлось без тумаков и грубостей.

Меня завели в какую-то комнату, сфотографировали в фас и в профиль, откатали на сканере пальцы, дотошно обыскали, после чего отвели в душевую. К тому времени я, как бы уже слегка пришел в себя, поэтому смог самостоятельно помыться и переодеться в тюремную робу, ярко-лимонного цвета, с нашитыми на жизненно важных местах полосками светоотражающей ткани. Я, конечно, мог бы и заартачиться, но один из охранников весьма убедительно продемонстрировал мне включенный шокер, и я благоразумно согласился с его доводом. Да и смысл капризничать? Моя одежда общими усилиями была приведена в весьма непотребное состояние, а вода в душе имела вполне приятную температуру. Даже кусок мыла, который мне выделили, был гораздо лучше тех обмылков, которыми приходилось пользоваться в общественных банях.

После санобработки было некое подобие рентгеновского кабинета, где меня просветили на предмет проноса внутри себя запрещенных в тюрьме вещей, и только после всего этого, я наконец-то оказался в камере. Как и было уговорено — не одиночной.

Небольшое помещение, примерно три на четыре метра с двумя двухъярусными койками вдоль стен, небольшим столом под окном и отгороженным невысокой стенкой отхожим местом.