Возроди во мне жизнь

— Не твоего ума дело, где я взял деньги. По-твоему, откуда англичане берут деньги, чтобы выплачивать тебе гонорары? Или ты осмелишься утверждать, что это абсолютно чистые деньги? Все деньги одинаковые. Я беру деньги отовсюду, где только возможно, потому что если их не возьму я, возьмет какой-нибудь хмырь. Если бы я не купил это здание в подарок Каталине, его купил бы Эспиноса для своей Ольгиты или Пеньяфьель для Лурдес. Здание пять раз перезаложено, хозяйка в любом случае его потеряла бы. Так лучше его куплю я, чем банк отнимет его за долги; лучше уж я подарю этот дом жене и сделаю ее счастливой. Она же вся сияет от счастья; за все десять лет я не видел ее такой счастливой; а ты влез с кислой мордой и все испортил!

Меня удивило, что Андрес снизошел до объяснений, так терпеливо отнесся к тому, что Карлос усомнился в его честности, даже признал, что деньги и в самом деле достались ему не вполне честным путем. Почему он не наорал на Карлоса? Кто знает? Я никогда не понимала, что происходит между ними.

— Давайте же, сеньора, — сказал Вивес. — Подпишите.

Я взяла ручку и написала свое имя, как всегда делала с тех пор, как вышла замуж за Андреса.

— Вот и исполнился ваш каприз, — подвел итоги Карлос. — И что теперь? Пойдете спать в здание с изразцами? Чувствуете себя хозяйкой этого дома? Только имейте в виду, что едва ли найдется в этом городе человек, который не чувствовал бы себя его хозяином. И пусть у вас есть документы, но пока есть в городе хоть один человек, который пожелает туда войти, сесть за столик и заказать кофе, дом с изразцами принадлежит всем.

— Рада, если это так, — ответила я.

— Ну разумеется, приятно быть этакой благодетельницей, которой все любуются, которую все любят. Как же этой женщине хочется, чтобы все ее любили!

Глава 15

Конечно, я хотела, чтобы меня любили. Я всю жизнь хотела, чтобы меня любили. А в вечер концерта — как никогда прежде.

Когда мы приехали, зал Галереи Изящных искусств был уже полон. Родольфо и Чофи шли впереди, отвечая на вопросы журналистов, которые так и вились вокруг. Мы подошли к президентской ложе, расположенной в центре зала. Все взгляды были прикованы к ней.

В соседних ложах расположились министры и их семьи. В партере сидели почетные гости и люди того сорта, которые издали кажутся совершенно счастливыми, сама не знаю почему.

Именно там, внизу, я сидела, когда впервые увидела Карлоса. Там я была бы ближе к нему, и он мог бы меня видеть.

Со сцены доносились звуки настраиваемых инструментов. Музыканты были в черных костюмах, начищенных до блеска ботинках, с гладко зачесанными волосами. Как они были не похожи на себя прежних, какими я увидела их впервые — растрепанными, в разноцветных рубахах, старых ботинках и лоснящихся брюках. Теперь же, такие ухоженные, но совершенно одинаковые, они казались фальшивыми. Ведь на самом деле они были столь же разными, как их инструменты. Наконец, появился Карлос — во фраке и галстуке-бабочке, с безупречно уложенными волосами и дирижерской палочкой в руке. Под гром аплодисментов он направился к пульту, затем повернулся лицом к залу и поклонился публике.

— Ну какой же клоун этот Вивес, — сказал Андрес.

Меня он растрогал. Мы сели, Карлос взмахнул руками, и полилась музыка.

Когда закончилось первое отделение, весь театр взорвался аплодисментами. Казалось, зал рукоплещет самому Богу. Я же застыла, глядя себе под ноги.

— Что с тобой происходит, Катин? — спросил Андрес. — Или тебе не нравится? Почему у тебя такое лицо, словно ты вот-вот родишь?

— Конечно, мне нравится, — сказала я. — Вивес действительно хорош.

— С чего ты взяла, что он хорош? Я вот, например, и понятия не имею. Я впервые присутствую на таком концерте. Мне всё это кажется слишком наигранным. От уличных музыкантов хотя бы не клонит в сон.

Мы вышли из ложи, чтобы выпить по бокалу вина и поговорить. Чофи прямо-таки сияла, гордая открытием, которое сделал ее муж.

— Он настоящий гений, — говорила она женам министров, сгрудившимся вокруг нее, как цыплята вокруг наседки. На ней был один из тех ужасных меховых палантинов, украшенных лисьими головами. Из-за него ее плечи казались слишком узкими, руки — короткими, а грудь — прямо-таки необъятной. Пока она на все лады расхваливала Вивеса, лисьи головы елозили по ее соскам.

От эйфории она раскраснелась. Тогда она раскрыла веер и принялась гонять ветер над своими мехами. Как будто нельзя их просто снять. Остальные женщины восхищенно закивали.

— Бесподобно! — воскликнула супруга министра внутренних дел.

— Просто грандиозно! Надеюсь, вы все со мной согласитесь, — ответила супруга министра финансов, залившись смехом. — Это та качественная музыка, которой нам всем недостает.

Остальные рассмеялись вместе с ней.

— Но эта музыка воистину великая, — закатив глаза, заявила жена министра иностранных дел. Дочь одного чиновника из прежнего правительства, сохранившего свою власть, в вопросах мировой культуры она всегда смотрела на нас, как на новичков. Ведь у нее-то отец был послом, и «всё детство она провела во Франции».