Возроди во мне жизнь

Своего ребенка она вскоре потеряла, очень тихо. Это был пятимесячный плод, уже мертвый. Она проплакала весь день. Аусенсио, дети и я похоронили его на деревенском кладбище. Мы положили мертвого младенца в белый деревянный ящик и все вместе отправились на маленькое кладбище, у которого не было даже ограды — просто участок земли со скромными могилами. Мы нашли местечко под деревом, где и вырыли могилу для ее малыша. Аусенсио опустил в нее гробик, а Лусина поспешно бросила на него горсть земли.

— Это и к лучшему, — сказала она.

Верания затянула «О, Мария, мать моя!», а мы стали ей подпевать.

Домой мы ехали на машине в полном молчании, пока, наконец, Лусина не решилась его нарушить.

— Не расстраивайтесь, — сказала она. — Мой мальчик теперь на небесах. Он стал звездочкой. Ведь правда, сеньора?

— Да, Лусина, — сказала я.

Вскоре после этого я узнала, что Марилу Амед распускает сплетни, будто бы я обманом заманила бедную девочку к себе, вынудила ее сделать аборт, а потом превратила в рабыню, заставив нянчить моих детей. Вечные ее заскоки.

Через несколько дней мы с Чеко пошли на прогулку после ужина. Мы поднялись на самую вершину Гваделупского холма, чтобы оттуда увидеть восход первой звезды.

— Послушай, мама, ты и правда веришь, что сын Лусины стал звездочкой на небе? — спросил он.

— Почему ты спрашиваешь?

— Верания тоже в это верит, но я знаю, что это не так, на самом деле сына Лусии отправили к праотцам.

— То есть, как — отправили к праотцам?

— Вот так и отправили. Как этого Селестино, про которого папа вчера сказал, чтобы его тоже отправили к праотцам.

— А кому он это сказал?

— Тем сеньорам из Матамороса, которые к нему вчера приходили.

— Ты, наверное, плохо расслышал. И что же, папа прямо так и сказал?

— Да, мамочка, именно так и сказал. Он всегда так говорит. Отправить к праотцам. Так говорят, когда на самом деле велят убить.

— Ах, сынок, ты говоришь ужасные вещи! — воскликнула я. — Или ты думаешь, что убийство — это игра?

— Нет. Убийство — это работа, как говорит папа.

От этих слов мой желудок скрутило, и все его содержимое — рис, мясо, лепешки, сыр, блинчики с карамелью — изверглось наружу, а Чеко беспомощно смотрел на меня, время от времени робко спрашивая:

— Уже все?

Под самый конец из моего желудка изверглось нечто горькое, желтого цвета, после чего все закончилось.

— Побежали наперегонки? — предложила я и очертя голову бросилась вниз по склону, словно за мной кто-то гнался.

— Ты сошла с ума, мамочка. Папа прав. Ты просто чокнутая коза! — послышался детский крик у меня за спиной.

Домой мы вернулись совершенно опустошенными. В дверях нас встретила Верания, держа за руку Лусину. Верания стала красивой девочкой с огромными глазами и тонкими губами, бледной, как я, и наивной, как мои сестры.

— Почему вы так задержались? — спросила она.

— Потому что мама заболела, — ответил Чеко.

— Чем? — испугалась Лусина.

— Животом. Вытошнила из себя весь обед, — ответил мой пятилетний сын.

О, эти безумные пять лет!

Дети не могли вечно пребывать в неведении. Уж слишком близко они находились. Решив остаться, я приняла решение и за них, мне не удастся держать их под стеклом.

В нашем огромном доме дети занимали один этаж, а мы с мужем — другой. Мы могли бы прожить всю жизнь, так ни разу и не увидевшись. После той злополучной прогулки, когда меня стошнило, я решила ограничить свои контакты с детьми, целиком поручив их заботам Лусины. Она их купала, одевала, отвечала на вопросы, учила молиться и верить хоть во что-нибудь, хотя бы в Пресвятую Деву Гваделупскую. Мало-помалу я перестала спускаться в детскую по вечерам, перестала думать, чем их накормить и как развлечь.

Поначалу мне, конечно, было нелегко, ведь многие годы дети были моим утешением, моим счастьем. Прежде они заходили ко мне в комнату так же свободно, как в собственную детскую. Они будили меня ни свет ни заря, надевали мои платья и туфли, играли с моими украшениями и являлись неотделимой частью моей жизни. Однако после этой истории я стала запирать свою дверь на ключ. Когда наутро дети, как всегда, решили пробраться ко мне в спальню, сколько они ни стучались, никто им не ответил. В тот же день я сказала детям, что их отцу необходим покой, и попросила больше не приходить по утрам.

Мало-помалу все к этому привыкли, и я тоже.

Глава 7

Теперь я решила побольше узнать о делах Андреса в Атенсинго. Прежде всего, я выяснила, что человек по имени Селестино, о котором говорил Чеко, был мужем Лолы, и что его смерть стала первой в целой череде других убийств. Потом я свела близкое знакомство с дочерьми Хайса — в первую очередь, с Хелен. У нее было двое детей. В свое время она вышла замуж за гринго, который ужасно с ней обращался, пока она не нашла в себе смелость с ним развестись.