Возроди во мне жизнь

— Спасибо, — сказала я.

— Вам спасибо, — широко улыбнулся он.

Меня била дрожь, со мной творилось что-то ужасное. Мне казалось, что все на свете это заметили.

Я взяла Андреса под руку и сказала, что мы уходим.

— Но мы же только что пришли. Еще даже не ужинали. Я умираю с голода, а ты разве нет? К тому же пришел Пончо Пенья, а мне срочно нужно с ним переговорить, — ответил он и оставил меня посреди зала и в метре от Вивеса и его поклонников. Они полностью им овладели. Даже Кордера подошел его поприветствовать. Вивес обнял его и через плечо заметил, как я молча на него уставилась. Он взял Кордеру под руку и направился с ним в мою сторону.

— Вы знакомы? — спросил он и не дал времени ответить.

— Очень приятно, — разом выпалили мы, предпочитая забыть, откуда друг друга знаем.

— Почему бы нам не пройти в сад? Тут слишком много народу, — предложил Карлос.

Он взял меня за руку и быстро повел к двери. Кордера пошел с нами. Проходя мимо Андреса, Карлос бросил ему:

— Выведу твою жену на воздух, мы здесь задыхаемся.

— Правильно, а то у нее уже и глаза слипаются, вот-вот уснет, — ответил Андрес. — Спокойной ночи, Альваро, — добавил он, увидев, кто нас сопровождает, и притянул меня к себе. — Последи за ними, послушай, о чем они говорят, — шепнул он мне на ухо, прежде, чем поцеловать. — Только недолго, — сказал он вслух, подмигивая Карлосу.

— Как твои дела в Конгрессе? — спросила я у Кордеры, когда мы остались втроем среди деревьев сада.

— Замечательно, — ответил Кордера, глядя на меня.

— Ты намерен вновь баллотироваться? — спросил Вивес.

— Это зависит не от меня, — ответил он. — Все решает ассамблея.

— Да, но кто решает за ассамблею? Только не говори, что решение ассамблеи зависит от кого-то другого.

— Почему же? Это действительно так.

— Не притворяйся, братишка.

— Что ты хочешь от меня услышать? — развел руками Кордера.

Мы прошли к центру сада. Карлос обнял меня за талию и, прежде чем я успела ответить, притянул к себе.

— Сеньора тоже знает, что ее муж — позор страны. Не позволяй ему вмешиваться, он хочет тебя надуть, это очевидно, но ты ему помешаешь. Если тебя переизберут и ты сможешь мобилизовать рабочих, как делал уже шесть лет, то и президентом сможешь стать.

— Асенсио уже вмешался. Мы с депутатами парламента дали ему бой, но кто, по твоему, написал речь для президента, с которой он выступал утром? Кто, по твоему, заявил, что нельзя повторить один и тот же путь? И всё для того, чтобы сказать, будто его политика не отличается от политики президента Агирре, но при этом призвать пролетариат пересмотреть методы борьбы и заняться самокритикой. Пересмотреть методы — это значит пересмотреть руководство и их позиции. Нас хотят поиметь, хотят заткнуть нам рты. Это самое отвратительно соглашательство. Они присоединились к Суаресу, который занимается политикой ради прибыли.

— Но ты собирался предъявить им иск — так как же? Или ты уже передумал?

— Нет, не передумал, но это слишком сложный вопрос. Давай поговорим об этом завтра? — предложил он, подозрительно поглядев на меня.

— Ты боишься смерти? Не бойся.

— Я не боюсь смерти, но и умирать не хочу,. К тому же это от меня не зависит. Завтра увидимся. Прощайте, сеньора, спасибо за то, что сохраните этот разговор в тайне.

— С чего вы взяли, что я сохраню его в тайне?

— Просто знаю, — ответил он и пошел в другую сторону.

— Что за страна! — воскликнул Карлос. — Одни боятся, а другие скучают. Ты боишься?

— Я скучала, — ответила я.

— А сейчас уже нет?

— Сейчас уже нет.

— Что собираешься делать? — спросил он.

— Когда именно?

— Сейчас.

— Все, что захочешь ты. А ты что собираешься делать?

— Трахаться.

— Со мной?

— Нет, с Чофи.

Когда я проснулась, Карлос спал рядом, губы у него припухли.

Квартира состояла из гостиной, половину которой занимал рояль, похожей на шкаф кухни и спальни с фотографиями на стенах и большим окном с видом на Галерею Изящных искусств. Мне хотелось остаться. Карлос открыл глаза и улыбнулся.

— И куда мы поедем? — прошептала я ему на ухо, словно кто-то мог услышать.

— На море, — ответил он в полусне.

— Тогда поехали.

— Который час? — спросил он, зевая и потягиваясь.

— Не знаю, — ответила я. — Почему мы не можем умереть вместе — прямо сейчас?

— Потому что у меня еще много дел. Я еще никогда не дирижировал Венским оркестром.

— Возьмешь меня с собой в Вену?

— Конечно. Когда меня пригласят.

— Значит, пока еще не приглашают?

— Нужно дождаться окончания войны и стать лучшим дирижером.

— Тогда ты меня уже не будешь любить.

— Я люблю тебя сейчас, — сказал он и стал меня целовать. Потом протянул надо мной руку, пытаясь дотянуться до часов на тумбочке с моей стороны. — Четыре часа. Думаю, мы и правда сегодня умрем. Хуан наверняка забыл.

— Что забыл?

— Что должен позвонить, когда Андрес соберется выходить из «Лос Пинос».

— Зачем?

— Чтобы ты вернулась домой раньше него.

— Но я не собираюсь возвращаться домой.

— Тебе придется. Ты не можешь здесь остаться.