Возращение ллойгор

— Эти твари — они не из волшебной сказочки, знаете ли. Они не в игрушки играют.

И тут я понял то, чего до сих пор не осознавал. Чикно и впрямь знал «их», знал — и воспринимал с равнодушным прагматизмом, как ученый — атомную бомбу. Думаю, вплоть до сего момента я в «них» толком не верил; я надеялся, что все это какая-то странная иллюзия или что, подобно привидениям, они не могут вторгаться в дела людей хоть сколько-то ощутимо. Слова цыгана открыли мне глаза. «Эти твари». У меня просто волосы встали дыбом, и холодная волна разлилась по ногам от бедер до ступней.

— Так что же, ради всего святого, они делают?

Чикно допил свой бокал и небрежно обронил:

— А вас, приятель, это не касается. Вы тут все равно ничего поделать не можете. И никто не может. — Цыган грохнул бокалом о стол. — Понимаете, это же их мир, как ни крути. А мы — всего лишь ошибка. И они хотят отобрать мир назад. — Он поймал взгляд бармена и указал на пустой бокал.

Я послушно отправился к стойке и принес еще рома. Теперь мне не терпелось уйти и как можно скорее переговорить с Эрхартом. Но как тут уйдешь — чего доброго, старикан обидится!

Из затруднения меня вывел сам Чикно. После третьего двойного рома он внезапно утратил всякую вразумительность. И забормотал что-то на непонятном языке — должно быть, на цыганском. Несколько раз он упомянул какую-то Лиз Садерн (причем произносил это имя как «Соудерн»); позже я вспомнил, что так звали одну из ланкаширских ведьм, казненных в 1612 году. Я так и не узнал, о чем именно старик рассказывал и действительно ли ссылался на пресловутую ведьму. Глаза его остекленели, хотя сам он, несомненно, пребывал в уверенности, что со мною общается. Под конец мною овладело жутковатое ощущение, что беседует со мной не старик Чикно, а кто-то другой, в него вселившийся. Полчаса спустя цыган уронил голову на стол и задремал. Я подошел к бармену.

— Мне страшно жаль, что так вышло. — И я указал на спящего.

— Ничего страшного, — заверил бармен. По-видимому, он уже понял, что я с цыганом не в дружбе. — Я позвоню его внуку. Он заберет старика домой.

Из ближайшей телефонной будки я позвонил Эрхарту. Экономка сообщила, что хозяин спит. Я уже собирался зайти разбудить его, но передумал и повернул обратно в гостиницу, жалея, что потолковать мне не с кем.

Я попытался разобраться в мыслях и найти хоть какой-то смысл в речах Чикно. Если он не отрицал существования ллойгор, тогда с какой стати Эрхарт заблуждается? Но я слишком много выпил и смертельно устал. Лег я в полночь, но спал плохо, меня мучили кошмары. В два часа утра я пробудился с жутким ощущением того, что ллойгор — это страшная явь, хотя в сознании моем они смешались с чудовищными образами из снов — маркизом де Садом и Джеком-потрошителем. Чувство опасности было настолько сильным, что я включил свет. Стало заметно лучше. Я решил, что стоит записать мой разговор с Чикно и дать Эрхарту прочесть его — вдруг полковник сможет восполнить недостающие части головоломки. И я подробно изложил нашу с цыганом беседу на бумаге.

Пальцы у меня онемели от холода. Я снова задремал; проснулся от того, что комната словно бы слегка вибрировала: очень похоже на легкое землетрясение, что я некогда пережил в Мексике. Я опять уснул и проспал до утра.

Прежде чем приступить к завтраку, я спросил за стойкой, нет ли почты на мое имя. Да, была; пришел ответ от Лоэрдейла из Брауновского университета. Я жадно прочел письмо, закусывая копченой селедкой.

Письмо содержало в себе по большей части литературоведческие сведения: подробные рассуждения о Лавкрафте и его психологии. Но отдельные страницы меня немало заинтересовали. Лоэрдейл писал: «Сам я склонен верить, на основании писем, что одним из самых сильных переживаний в юности Лавкрафта стала поездка в Кохассет, захудалый рыбацкий поселок между Квоночонтаугом и Уикапаугом в южном Род-Айленде. Подобно лавкрафтовскому Инсмуту, эта деревушка вскорости исчезла со всех карт. Я там побывал и скажу, что Кохассет во многом соответствовал описанию Инсмута (помещенного Лавкрафтом в Массачусетс): „больше заброшенных домов, чем людей“, атмосфера распада, спертый рыбный запах. Более того, в 1915 году, как раз когда Лавкрафт оказался там, в Кохассете проживал некий капитан Марш, немало поплававший в южных морях. Возможно, он-то и рассказал юному Лавкрафту истории о зловещих полинезийских храмах и обитателях морских глубин. Ключевая легенда — ее упоминают также Юнг и Спенс — повествует о богах (или демонах) со звезд, которые некогда правили нашей Землей, утратили свое могущество через занятия черной магией, но однажды вернутся и снова подчинят себе Землю. В той версии, что цитирует Юнг, эти боги якобы создали людей из неразумных чудовищ.