Вознесение черной орхидеи

       Я смогу. Просто закрою глаза. Я больше не буду смотреть вниз, чтобы ни один из страхов не остановил, не оттолкнул прочь, не нанес нокаутирующий удар моей решимости. Рано или поздно я это сделаю. Когда никого не будет рядом. Это - выход.

       Мне не нужна искалеченная твоими же руками жизнь без Тебя...

    ...Я часто видела в кинофильмах один и тот же, уже набивший оскомину сюжет: спасают пациента, именно спасают, но он угасает, а врачи только разводят руками - все сделали идеально, должен выжить! И потом кто-то произносит сакраментальную фразу: "он просто сам отказывается жить!" Так должно было, наверное, произойти со мной? Не произошло, потому что это жизнь, а не кино. Силы возвращались очень быстро, я физически ощущала бег обновленной крови, укрепление позиций всех защитных функций организма, а вместе с этим возвращение инстинкта самосохранения. Я часами вглядывалась в синеву небес, понимая, что никогда не вознесусь столь высоко, а за порогом смерти - тьма и неизвестность. Если бы там было так хорошо... Если бы мы смогли там встретиться снова - он не стал бы меня спасать. Не стал бы высекать неистовые крики из моего горла, чтобы меня обнаружили. Может, там настолько страшно и пусто, что мой рай сейчас на земле, даже если я приняла его за ад?..

       Утром следующего дня ко мне пришла Лиля. Слабость еще ощущалась, вместе с головокружением и отсутствием аппетита, но трубки капельниц были сняты, и я передвигалась по палате, лишь изредка опираясь руками в стену, когда темнело в глазах. Правда, большую часть времени я сидела на подоконнике и вглядывалась в свод прозрачной лазури, словно ища подтверждения, что она больше не зовет меня к себе ментальным посылом отчаянного желания того, кого я полюбила впервые в жизни, и потеряла именно тогда, когда это осознала...

       - Я хочу поднять тебе настроение, - Лиля хладнокровно обнимает меня за талию, буквально стаскивая с подоконника. Мне так легко читать ее действия между строк, она явно потеряла не одну сотню нервных клеток, решив, что я хотела повторить неудавшуюся попытку. Я смотрю ей прямо в глаза, и, наверное, прожигаю насквозь. Как говорится, с кем поведешься... Но респект медсестре с психологическими знаниями, она переключает мое внимание с удивительной виртуозностью. Поднимает мою руку и цокает языком, качая головой.

       - Никуда не годится! Завтра выписка, а у тебя...

       Я смотрю на свои ногти с остатками лака. Маникюр был в той, прошлой жизни... Перед тем, как...

       - Собирайся, отведу тебя в СПА. Забудешь все печали!

       Она запретила мне солярий. Я не могу понять почему, ведь я спокойно загорала даже в критические дни, но не настаиваю. Мы в курортном городе у моря. Правда я смутно понимаю, что мне делать после выписки. Нет даже телефона, о деньгах я вообще молчу... Прилив сил нешуточный, но выдержать дорогу до Феодосии... Все эти мысли прекращаются, стоит только отдаться в руки массажисту, мастеру маникюра и парикмахеру после бассейна. Сауну мне тоже по непонятным причинам запретили.

Когда кресло разворачивают к зеркалу, приступ паники едва не подбрасывает на месте. Но вместе с этим... Я не узнаю в отражении эту девочку с красиво уложенными распущенными волосами, кажется, их слегка осветлили. Дрожь ужаса зарождается в конечностях, и я ловлю в зеркале взгляд мастера парикмахерского искусства. Она улыбается, и чувство безопасности гасит так и не набравшую обороты паническую атаку.

       А утром меня ждет очередной шок... Но я еще об этом не знаю. Собираю вещи в чемодан (тоже не мой, откуда взялся, неизвестно!) при помощи Лили, с которой, будь я в адеквате, мы бы могли очень крепко подружиться. Впервые за все время, что я здесь, мне хочется улыбаться - но это такое кратковременное явление, что я его едва замечаю. Прощаюсь с психиатром Стерховым, получив ценные рекомендации (дойдут до меня спустя пару недель), с моим лечащим доктором (не помню имени), обнимаю Лилю и даже пытаюсь улыбнуться главному врачу, который как-то заискивающе поздравляет с выздоровлением.

       - А куда мне идти? - только сейчас вспоминаю, что идти мне некуда... и не на что.

       - Тебя ждут в холле. Я записала тебе свой телефон, он в отсеке для бумаг, захочешь поговорить, звони! - тепло улыбается несостоявшаяся подруга. Чемодан мне взять не позволяют, его легко поднимает за ручку один из секьюрити.

"Тебя ждут". Неужели они связались с матерью? Эта мысль вызывает улыбку, пока мы спускаемся вниз в зеркальной кабине лифта, а я цепляюсь взглядом за бейдж охранника, словно там описан секрет улыбки Моны Лизы. Зеркальная клаустрофобия, к счастью, заканчивается быстро, но сердце оголтело стучит, когда он вежливо прощается со мной и уходит. Кажется, только киваю, не в силах что-либо сказать. Способность говорить вернётся ко мне через пять... Четыре... Три... Два...

       Первое, что я замечаю - цветы. Белые розы на длинных стеблях. Это глупо, но я инстинктивно их пересчитываю. Пять. Вспышка облегчения по нервной аритмии - только затем, чтобы в следующий момент запустить скоростной бег сердца по новой.

       - Вы? А что вы здесь делаете?