Вознесение

Наконец возле одной из могил я заметил какие-то движения. Сначала было трудно их разобрать, но затем мне удалось различить человеческий силуэт.

Это оказался сторож.

Услышав мои неровные шаги, он отставил лопату в сторону, вытер лоб тыльной стороной руки и повернулся ко мне. На его лице играла добродушная улыбка, никак не соответствовавшая обстановке вокруг нас.

–Чем могу помочь? – спросил он.

Я поспешил извиниться за то, что отвлек его от работы, сбивчиво поведал, как оказался здесь, и в конечном итоге признался, что заблудился.

В ответ сторож лишь махнул рукой в сторону выхода. Кивнув напоследок, он приступил к работе.

На следующий день я вернулся. Проходя по убранным дорожкам мимо редких групп скорбящих родственников, я улавливал обрывки фраз, произносимых шепотом.

Наконец я нашел его. Медленно подошел ближе и присел на скамейку. Вдохнул свежий аромат разросшейся листвы. Сторож отложил лопату в сторону, как будто мое появление было само собой разумеющимся.

А ведь вскоре так оно и стало. Мое рабочее утро плавно перетекало в обеденный перерыв среди белого мрамора и зеленой листвы, а затем я возвращался в просторные офисные коридоры, залитые люминесцентным светом.

Старик чаще всего безмолвствовал. Тогда каждый из нас занимался своим делом: он работал, а я задумчиво глядел вдаль. Но иногда (и эти редкие минуты были для меня особенно ценными) старик откладывал в сторону свои инструменты и присаживался рядом. Спустя несколько минут мы начинали беседу. Точнее начинал старик. Его разговор скорее походил не на диалог со мной, а на рассуждение вслух – монолог, в котором он ткал из мыслей полотно своих воспоминаний.

Временами старик так увлекался повествованием, что мне было трудно определить место и время действия, а отсутствие четкого представления о том, когда он стал сторожем, а это всегда опускалось в разговоре, вносило еще большую путаницу в рассказ. Поэтому беседы с ним скорее напоминали попытку собрать картинку из рассыпанных пазлов, при этом нужных фрагментов в наборе не было, и приходилось составлять картинку любым способом – из всех доступных материалов.

Но рассмотреть какие-либо детали через мутную пелену воспоминаний было невозможно, потому мне оставалось наслаждаться общей перспективой.