Вознесение

— Они пытались забрать моё лекарство, но без него мне плохо. Я трясусь и безумствую. Теперь они понимают, что мне это помогает.

— Тебе не нужно столько лекарства. Тебе с каждым днём нужно чуть меньше.

Она просияла.

— Ты пришла навестить меня, — радостно сказала она. — Я скучала по тебе.

Я сделала глубокий вдох.

— Тебе кое-что нужно знать. Я не хочу, чтобы ты слишком обнадёживалась, мама, потому что она превратилась в нечто совершенно иное. Но она жива.

Она схватила меня за руку, и радость озарила её черты.

— Элис?

Боже, мне надо выложить всё побыстрее, пока она не слишком обрадовалась.

— Да, но она оказалась в культе убийц. Они убивают людей.

Она моргнула, уставившись на меня.

— Это звучит неправильно. Убийцы?

— Это и есть неправильно, мама, но именно это и происходит. Они — альбийские националисты, которые хотят убить всех, кому здесь, по их мнению, не место. Она в этом культе вместе с Финном.

Голуби ворковали у ног мамы, клюя крошки.

— Никакого Финна! Ты же не сделаешь ей ничего плохого, нет?

— Почему ты думаешь, что я сделаю ей что-то плохое?

Она склонила голову набок.

— Из-за того, что ты такое, Лила.

Моё сердце гулко застучало, и я схватила её за руку. Она правда знала больше, чем рассказывала. Я быстро и украдкой обернулась к Самаэлю, убеждаясь, что он не в пределах слышимости. Он остался в арочном проходе, слишком далеко, чтобы подслушать. Как я и просила, он дал нам уединение.

Повернувшись обратно, я прошептала:

— Что я такое, мама?

Она поднесла палец к губам, хихикая.

— Шшшшшш. Секрет, да? Всегда так много секретов. И вот ведь какая фишка с секретами… они давят тебе на грудь и через какое-то время сокрушают тебя, не так ли? Потому что когда у тебя есть секреты, ты совершенно одна. Есть только ты и твои секреты, и они похоронят тебя заживо.

— Тогда расскажи, мама. Это важно, и ты почувствуешь себя лучше. Ты почувствуешь себя менее одинокой. Менее погребённой.

— У тебя тоже есть секреты, не так ли? — её взгляд скользнул за меня туда, где стоял Самаэль. — Кто это?

«О, всего лишь мой жених, Ангел Смерти».

— Не волнуйся о нём, мам. Я хочу знать, кто я. Откуда я взялась.

Она глотнула из своей фляжки, затем поднесла ладонь ко рту, смеясь.

— Ну, я же не могла сказать людям правду, да? Это неестественно. Я подумала, что они могут тебя убить.

Теперь моё сердце стучало ещё чаще, и я крепче стиснула её руку.

— Что неестественно?

— Я сказала, что нашла тебя на пороге. Но это неправда, потому что на деле… — её осоловелый взгляд скользнул влево. — Я шла домой с Элис, мимо Монастыря Шипов. Ты ведь знаешь руины двора? Там, где по камням стелется розовая чайная роза. Вот там я тебя и нашла плачущей в забытом уголке.

Я уставилась на неё. Не такую историю она рассказала мне давным-давно.

— Кто-то оставил меня в корзинке среди руин.

— Не в корзинке, нет. Это было бы более нормальным. Самое странное то… что ты была измазана в земле, милая. И мне показалось, будто я видела, как ты выползла из земли. Будто ты выбралась из самой земли. Процарапала себе путь. Ты восстала из земли.

У меня отвисла челюсть.

— О чём ты говоришь?

— Ты выбралась из почвы. Ты была всего лишь маленьким младенцем, но оказалась достаточно сильна, чтобы выбраться из земли. Как растущий гриб. Очень неестественно. Но чем бы ты ни была, я не могла бросить тебя там, верно? Кем бы ты ни была, ты была голодна. Ты всегда была такой голодной. Ночами ты кричала и кричала, прося молока.

Ужас пронзил меня до костей.

— Кто-то похоронил меня?

Мама пожала плечами.

— Не знаю. Я подумала, что, должно быть, именно это и случилось, но у меня возникло странное чувство… будто ты выросла там как цветок, — она покачала головой. — Знаю, это не имеет смысла. Тогда я ещё кормила Элис грудью. Что плохого? Я могла покормить и тебя. Это было нелегко, надо сказать, — добавила она со слабым смешком. — Ты хотела столько молока. Я думала, ты превратишь меня в высохшую шелуху. Но я не могла бросить ребёнка в грязи. Я хотела уберечь тебя. И я знала, что ты не обычная. Пока ты была маленькой, твои глаза были чёрными как ночь…

Моё сердце ухнуло в пятки.

— Что?

— Я испытала такое облегчение, когда они снова стали нормальными. Потому что я знала… я знала, что что-то не так. Что-то было неправильно. Но я всё равно тебя любила. Я позволяла людям увидеть тебя только тогда, когда ты спала, чтобы они не заметили твои чёрные глаза.

У меня пересохло во рту. Какого хера? Я не была бездушным демоном. У меня не было осязаемых доказательств, что у меня есть душа, но очевидно же, что она у меня имелась, чёрт подери. Я испытывала чувства. Я любила людей.

Я с трудом сглотнула.

— Элис знает?

Глаза мамы остекленели, но она кивнула.

— Этот секрет сокрушал меня. Как я и сказала, секреты заставляют тебя чувствовать себя одинокой. Она постоянно спрашивала, откуда ты взялась. И мы всегда были так близки. Так что однажды я ей рассказала. Но это её расстроило. А потом она просто исчезла.

Что-то скрутило мою грудь. Слова призрака до сих пор звенели в моём сознании. «Признайся, кто ты».