Вознесение

Да они и не могла. Ее тело искажено так же, как и небо над ее головой, и ее жизнь стремительно утекает. Никакие физические метаморфозы, так любезно предоставленные духом Правосудия, не были способны вылечить внутренние раны, которые нанесла себе Андромеда клинком с красным металлом. Ее собственное тело отторгало ее же, хоть и выглядело совершенно целым, и она не знала, сколько времени ей осталось. Хватит ли его, чтобы спасти Фауста?

Хватит ли его, чтобы найти Пандору, и воззвать ее к правосудию? За этими вопросами последовала не решимость, что направила бы ее вперед, но сильный шум и настоящее помутнение рассудка, вынудив ее схватиться за голову. Она словно пыталась вырвать эти вопросы из своей головы, но у нее не получалось. Эти вопросы заклинили, как сломанный механизм, продолжая накладываться друг на друга до тех пор, пока в ее голове не стало… пусто. Наконец, это ужасное чувство ушло, и Андромеда нашла в себе сил чтобы отвернуться от отравленного, пьянящего неба, напоминающего ей о мире сновидений.

Андромеда зашагала вперед, и, внезапно, споткнулась. Что-то скрывалось за всем этими слоями пушистого снега, и оно было достаточно весомым, чтобы выбить ее из равновесия. Развернувшись, она пригнулась, чтобы визуально оценить своего вредителя. Стерев снежный покров с неопознанного предмета, Андромеда… улыбнулась. И с ее измученным внешним видом, эта улыбка скорее пугала до самых пят, нежели дарила закономерную радость окружающим. Но она и впрямь была рада, хоть и всего на пару мгновений.

Радость быстро сменилась на холодную, почти невыносимую грусть, которую ей все же придется перетерпеть, если она хочет убедиться в подлинности найденного ей предмета.

Чуть ли не отрывая свою примерзшую находку от земли, Андромеда преподнесла ее самой себе, словно в качестве подношения, и, оттерев до конца, она убедилась, что это шлем: тот самый шлем, который носил Фауст Эмбер. Он был сильно покрыт инеем, но Андромеда все еще чувствовала магию внутри него.

Он лежал здесь, так одиноко… будто надеясь, что его найдут. Но он — лишь кусок металла, хоть и очень важный для них. Конечно, это если не считать эссенций чудовищ, что Фауст так любезно поглощал, питая свой доспех и делая себя сильнее. Кстати говоря, о этих самых эссенциях…

Души, как их еще некоторые называют, хоть у чудовищ и нет никаких душ. По крайней мере, точно не в привычном понимании. Но они, тем не менее, достаточно полезны, чтобы питать доспехи Фауста. И раз уж Андромеда была провозглашена сосудом самого правосудия… почему бы ей не попробовать?

— И что ты, по-твоему, собираешься сделать? — вдруг спросил у нее дух.

Как настоящий призрак, он появился прямо за ее спиной, выжидая ответа. Андромеда все еще не могла привыкнуть к нему. Но она чувствовала его присутствие даже в моменты, когда дух не имел никакой физической оболочки. Каждое прикосновению к Правосудию напоминало ей о том, что он где-то здесь, неподалеку… наблюдает за каждым шагом, который она сделает.

Но ей было спокойно. Она не считала духа Правосудия, или же Люциана, своим другом, но и не считала его врагом. Он оказался достаточно мил, чтобы дать ей возможность ходить по твердой земле после всех ошибок, которые она позволила себе совершить. Только благодаря ему у нее была возможность поискать Фауста. Но Люциан, естественно, преследовал собственные цели, или же одну, вполне конкретную цель: найти Пандору и воззвать ее к правосудию.

Андромеда была не против.

— Ты боишься? — вдруг спросила Андромеда, не сдвинувшись с места. — Меня?

— Тебя? Нет, — спокойно ответил он. — Я боюсь того, чем ты можешь стать.

Из Андромеды вырвался нервный смешок, и за ним на ее лице застыла пугающая улыбка. Скоро, она беспощадно сжала шлем Фауста, не ломая его, но оказывая значительное давление. Ее плоть и кости переняли в себя то, что находилось в стенках этого черного металла: собранные эссенции чудовищ. И хоть на шлеме Фауста не было множества декораций, даже так было заметно, что он в значительной мере… потускнел. Перестал иметь какую-либо ценность.

Когда энергия в шлеме иссякла, Андромеда громко выдохнула, а по ее спине прошла приятная дрожь. Она впервые почувствовала, как сильно холодный воздух обжигает ее лицо несмотря на то, что она находится здесь уже давно. Звуки стали громче, а зрение — четче. Она не родилась заново, но стала чувствовать себя в значительной мере лучше. Это чувство было крайне заразительным, в каком-то смысле опьяняющим, — подобно сильному зелью, что должно было укрепить тело и разум. Это чувство было как… как мощный наркотик. Весьма мерзкая, но при этом весьма точная аналогия для сравнения.

— Я рассыпаюсь на части, — аккуратно опустив шлем на землю, сказала Андромеда. — И я сделаю все, чтобы продержаться достаточно долго.

Андромеда развернулась к Люциану, и, наконец, ее волосы и глаза засияли, как раньше. Это был кратковременный эффект, и эссенция чудовищ не станет для нее долговременным спасением, но этого хватит, чтобы продолжить путь.