Возможны варианты

– Ты имеешь в виду возраст этой нимфы? – поинтересовалась Давыдова. – Странная штука – жизнь. Одни колют в губы гадость всякую, чтобы сохранить их форму, а другие с помощью все той же гадости из ничего эту форму изображают.

– Вот-вот! И я про это! Они там в Москве все на губы толстые клюют. Какой журнал ни открой, везде девки с губищами. Все на одно лицо, и ни одна на Анджелину Джоли не похожа, – радостно вставил Шестопалов.

– Так у Анджелины, кроме губ, еще и глаза замечательные есть! – отметила Давыдова.

– Завидуете? – поинтересовался Максимов.

– Чему? – хором поинтересовались Шестопалов и Давыдова.

– Молодости и красоте, вот чему!

– Похоже, Толик, ты вошел в тот возраст, когда для тебя уже все молодые стали красивыми, – заметила Давыдова.

– Завидуете!

– Брось, Толька, у нас Надежда самая красивая! Как была, так и осталась, и возраст ни при чем! Если б она тебя сейчас за руку взяла, ты б за ней на край света побежал и свою губастенькую забыл!

– Может, и забыл бы, да чего-то Давыдова меня не очень за руку берет! – проворчал Максимов.

– Вот и нечего тут молодыми девицами трясти, мы с Надеждой за большую любовь и семейные ценности!

– Кто бы говорил, а? Нет, кто бы говорил! Любовь и ценности семейные! Один, кроме своей Лильки, ничего не видел, а другая и вовсе сидит одна с ребенком на руках. Учителя, мать вашу! Критики!

– Дурак ты, Толик! Мне с Лилькой повезло, она моя единственная и неповторимая. Я это сразу понял, как увидел ее. И мне никто, кроме нее, не нужен!

– Не верю!

– Твое дело.

– Ага. А если б Давыдова тебя сейчас за руку взяла, ты б за ней на край света не пошел?

– Я уже с ней на край света пошел. Она у меня тоже единственная и неповторимая. Только друг. Самый настоящий. Тот, к которому спиной повернуться можно, тот, который не продаст. И это я понял, когда мы с ней вместе в нашем баре мутили. Так что повезло мне, Толя. Я их обеих в молодости встретил. А Надежде не повезло. Ну, кроме меня, конечно! Вот и ищет она до сих пор какого-то парня самого лучшего. Найдет, я не сомневаюсь.

– Ага, найдет, только из нее к тому времени уже весь песок тю-тю, высыпется!

– Ты на себя посмотри! Невооруженным глазом видно, у кого из нас песка совсем не осталось! – Шестопалов, как всегда, ринулся на защиту Давыдовой.

– А я, ребята, честно говоря, думал, что вы промеж собой лямур-тужур крутите.

– Дурак ты, Максимов! – Давыдова закинула ногу на ногу и указала официанту глазами в сторону рюмки Максимова. – Молодой человек, не стесняйтесь, наливайте господину, пусть попробует, за что платит.

– Знаешь, – продолжила она после того, как официант разлил всем вина и отошел. – Я долго думала, а потом поняла. Существует равновесие любви в природе. То есть любовь бывает только взаимная. Как ты человека любишь, так и он тебя. Не больше и не меньше. Ровно, как на весах. Люба, жена твоя, ровно так тебя любит, как и ты ее. Девушка эта тоже. И по всему выходит, что, на мой взгляд, никто тебя, Максимов, толком-то и не любит! Вот разве что мы с Шестопаловым.

– Здравствуйте, договорились! А дети?

Давыдова расхохоталась:

– Ну и дети, конечно! Что мне в тебе, Толик, больше всего нравится, так это то, что ты все-таки очень умный и честный мужчина. На критику не обижаешься и смотришь на себя со стороны с большой долей иронии.

– Других там, где я работаю, не держат! – резюмировал Максимов.

За это и выпили. А потом еще выпили, и еще, и еще. Даже песню спели про желтую подводную лодку и про тайгу под крылом самолета. Из ресторана уходили уже под утро. Шофер Максимова развез всех по домам. Давыдова рухнула в свою роскошную двуспальную кровать и проревела весь остаток ночи. Было очень жаль Максимова, убивающегося на своей важной работе за сумасшедшие деньги и власть, но больше всего было жаль себя и свою замечательную красоту, которая увядала с каждым днем. Даже не то было жалко, что красота увядала, а то, что принц, когда прискачет, может не застать эту самую красоту во всем ее великолепии. Так, жалкие отголоски. Поэтому принца тоже нестерпимо стало жаль.

– Господи, Отец мой Небесный, и ты, матушка Дева Мария, и ты, друг мой дорогой, Карл Иванович Брюллов! – заканючила Давыдова сквозь слезы. – Пошлите уж мне поскорей принца этого!

Наконец, наревевшись, Давыдова заснула.

Все выходные она провела на даче, загорая на веранде с книжкой, даже в бассейне своем с горки съехала, а с утра в понедельник к ней в кабинет ввалился Шестопалов:

– Нюська, выручай! Надо Костика встретить.

– Какого такого Костика?

– Моего Костика, помнишь, я тебе говорил, друг у меня есть Константин!

– Ты опять?

– Ничего не опять. Он должен был сегодня прилететь, но там у них забастовка авиадиспетчеров, поэтому прилетит завтра. А я завтра, как тебе известно, должен быть в Самаре и разгребать там наши проблемы с органами. Может быть, ты вместо меня в Самару полетишь?

В Самару Давыдовой не хотелось. Совсем не хотелось. Тем более с органами там разбираться. Мужику все-таки сподручней.