Читаем Возможность выбора полностью

Возможность выбора

Романы «Возможность выбора», «Возможность отречения», «Час равноденствия» посвящены проблемам современной женщины. Создание семьи, воспитание детей, преданность, ревность, любовь, предательство показаны в аспектах и ситуациях, во многом порожденных нравственным и морально-этическим состоянием современного общества.

Роберт Юрьевич Сперанский , Эмэ Артуровна Бээкман

Политика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Учебная и научная литература18+
<p>Эмэ Бээкман</p><p>Возможность выбора</p><p>(Роман)</p>

С ЧЕГО ВСЕ НАЧАЛОСЬ?

Как могло такое случиться?

Те, кого донимают подобными вопросами, обычно мнутся: не знаю, не помню, это было давно. Самим себе не могут объяснить, почему все сложилось именно так. Мол, никакой памяти не хватит фиксировать каждый свой шаг. Больно уж удобное оправдание: чего пристали — сколько людей живет по принципу: пусть себе жизнь катится, как ей захочется. Нынешние люди не цепляются за воображаемую судьбу, они, скорее, полагаются на волю случая.

Гораздо приятнее наблюдать за другими, чем за самим собой. Да и кому охота входить в освещенный круг, брать в руки зеркало и заглядывать себе в душу. И делать это не время от времени, под настроение, а изо дня в день, из года в год.

Смешно, только именно с зеркала все это, кажется, и началось. С небольшого стеклянного кружочка, на обратной стороне которого обычно красуется какая-нибудь нелепая картинка. Такой именно кружок держала в руках Мари, стирая с него налет пудры. Отведя зеркальце на подходящее расстояние, Мари углубилась в свое занятие. Она по очереди подносила к лицу отрезы висевших на стенде тканей, чтобы подобрать на платье подходящую. Люминесцентные лампы на потолке магазина слегка мерцали, и без того холодный свет словно бы натыкался на невидимые препятствия. За спиной Мари проходили люди. Погода повернула на оттепель, и на резиновом полу хлюпала жижица. Женщины, то одна, то другая, задерживались возле Мари, обтирая ее рукавами, всем хотелось помять именно ту ткань, которую Мари как раз держала в руках. Она не обращала внимания на толчки слева и справа. Мари редко шила себе обнову, но когда все же бралась за эту обузу, то действовала с предельной серьезностью, будто имела дело с творением искусства, которое должно оставить след в истории. Я не нуждаюсь в куче тряпья, одежда должна служить честно и долго, подобно тому, как выполняет свои функции человек. Так некогда Мари сказала Регине.

Регина в тот раз долго наблюдала за подругой. Можно было не опасаться, что Мари ее заметит. Умевшая идеально сосредоточиваться, Мари к тому же была близорука. Она редко замечала первой кого-нибудь из знакомых на улице, в большинстве им самим приходилось останавливать ее.

Насмотревшись на Мари, Регина раза два обошла длинный стенд. Мари, будто прикованная, все время стояла на одном месте, ее заворожили ткани лиловых оттенков.

Регина успела вдоволь наглядеться на все, что имелось в магазине, в глубь сознания запали и совершенно второстепенные детали. На черном пластмассовом обороте зеркальца Мари была в ярких красках оттиснута фигурка испанской танцовщицы с веером в руке.

На Регину напал смех. Она вышла из магазина, на улице ее обдало сыростью. В водосточных трубах журчала талая вода, шел редкий мокрый снег. Какой-то мудрый человек однажды сказал, что в определенный момент у каждой женщины появляется тяга к лиловым одеяниям. Может, и мне следовало бы стать рядом с Мари с зеркальцем в руках, выпятив подбородок, подумала Регина. Впрочем, еще рано, попыталась она уверить себя. Но через какой-то миг она вздрогнула при мысли: какое там рано! Против своих лет не пойдешь. Увядшие старые девы, вот они кто, и нечего строить иллюзии.

Многие годы Регина и Мари ходили друг к другу на дни рождения, когда-то на этих встречах в кругу подружек говаривалось, ах, тридцать, как хорошо, что эта мрачная грань еще так далеко. За этой цифрой зияет черный провал. Теперь они давно уже не касались этой щекотливой темы. Мари исполнился тридцать один, Регину от этой зияющей пропасти отделял всего лишь год, к тому же отнюдь не световой год.

Мокрый снег повалил гуще, белесая пелена, казалось, предоставляла каждому шагавшему по улице человеку персональное пространство, хотя людей было невпроворот. Тротуар оказывался тесен, прохожие заполнили проезжую часть, машины тянулись еле-еле и невольно задевали людей; талый снег оседал на сверкавшие лакированные бока автомобилей и сползал вниз, при торможении падал пластами на землю. Люди отважно месили слякоть, если кто-то поскальзывался или оступался, то все равно удерживался на ногах, потому что для падения просто не хватало места. Беспомощно выставленная рука искала опоры то на капоте машины, то на запотевшем ветровом стекле или на плече оказавшегося рядом прохожего.

В тот слякотный день, когда Регина случайно увидела в магазине Мари, близоруко уставившуюся в маленькое зеркальце, ее охватило сомнение, может ли она по-прежнему считать себя человеком действия. Жалкие старые девы, жалкие старые девы — стучало в голове, — возможно, и другие таким же образом, неожиданно, в одно мгновение осознают, что жизнь не удалась. Спохватятся вдруг, что топтались по кругу, гонялись за ветром, а под вечно спешащими ногами — ничего, кроме мертвой точки.

Почему Регина в тот грустный талый день увидела вдруг в Мари свое отражение? Она обнаружила их удручающее сходство, даром что они отличались как внешне, так и по характеру.

На душе стало жутко и стыло.

Впереди мерцало лишь повторение повторов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев политики
10 гениев политики

Профессия политика, как и сама политика, существует с незапамятных времен и исчезнет только вместе с человечеством. Потому люди, избравшие ее делом своей жизни и влиявшие на ход истории, неизменно вызывают интерес. Они исповедовали в своей деятельности разные принципы: «отец лжи» и «ходячая коллекция всех пороков» Шарль Талейран и «пример достойной жизни» Бенджамин Франклин; виртуоз политической игры кардинал Ришелье и «величайший англичанин своего времени» Уинстон Черчилль, безжалостный диктатор Мао Цзэдун и духовный пастырь 850 млн католиков папа Иоанн Павел II… Все они были неординарными личностями, вершителями судеб стран и народов, гениями политики, изменившими мир. Читателю этой книги будет интересно узнать не только о том, как эти люди оказались на вершине политического Олимпа, как достигали, казалось бы, недостижимых целей, но и какими они были в детстве, их привычки и особенности характера, ибо, как говорил политический мыслитель Н. Макиавелли: «Человеку разумному надлежит избирать пути, проложенные величайшими людьми, и подражать наидостойнейшим, чтобы если не сравниться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духом».

Дмитрий Викторович Кукленко , Дмитрий Кукленко

Политика / Образование и наука