– Так сказал один пассажир. Некий Мартанд.
– Мартанд? Что он в этом смыслит?
– Затем подозрительно: – И почему вы слушаете какого-то дурака-пассажира? Что он собой представляет?
Черил слабо улыбнулась.
– Просто человек. Ему лет под шестьдесят, и он вполне безобиден, хотя, по-моему, не хочет, чтобы его считали таким. Но не в том суть. Все заметили, что звезд не видно, и Мартанд сказал: это неспроста.
– Вот как? Мы просто пересекаем облако. В галактике их полно, и суперкорабли постоянно проходят через них.
– Да, но Мартанд говорит, что и в облаке, как правило, видны звезды.
– Что он в этом смыслит? – повторил Вильюкис. – Он что, старый космический волк?
– Н-нет, – признала Черил. – Кажется, это вообще первое его путешествие. Но он, видать, очень знающий человек. – Чувствуется!
– Ступайте– ка к нему и велите заткнуться, если он не хочет попасть в изолятор. И сами тоже помалкивайте.
Черил склонила на бок головку.
– Знаете, Антон, мне начинает казаться, что у нас действительно что-то случилось. Вы так это сказали… А Луис Мартанд – интереснaя личность. Он школьный учитель. Преподает в старшем классе общий курс наук.
– Школьный учитель! Боже милостивый! Черил…
– Но вам стоило бы его послушать. Он говорит, что учить ребят – одна из немногих профессий, при которых надо иметь некоторое представление обо всем на свете, потому что ребята вечно задают вопросы и легко распознают липу.
– Вот и вам следовало бы научиться распознавать липу. В общем, велите ему заткнуться, не то я сам это сделаю.
– Хорошо. Но прежде скажите, верно ли, что мы пересекаем гидроксильное облако и что термоядерная труба выключена?
Вильюкис открыл рот, но тут же закрыл его. Наступила долгая пауза.
– Кто вам это сказал? – спросил он наконец.
– Мартанд. Ну, я пойду.
– Нет, – резко произнес Вильюкис. – Постойте. Кому еще Мартанд все это рассказывал?
– Никому. Он говорит, что не хочет сеять панику. Должно быть, я просто оказалась рядом, когда это пришло Мартанду в голову, и ему надо было с кем– нибудь поделиться.
– Знает он, что мы с вами знакомы?
Черил чуть сдвинула брови:
– Кажется, в разговоре я об этом упомянула.
Вильюкис фыркнул:
– Не воображайте, что этот старый идиот, которого вы подцепили, лезет из кожи вон ради вас. Это он пытается через ваше посредство произвести впечатление на меня.
– Вот уж нет. Он даже специально просил ничего вам не говорить.
– Зная, конечно, что вы тут же отправитесь ко мне.
– Да зачем ему это?
– Чтобы посадить меня в галошу. Вы знаете, что такое быть термоядерщиком? Все тебя ненавидят, все против тебя. Потому что ты необходим, потому что…
– Но при чем тут это? Если Мартанд ошибается, как он может посадить вас в галошу? А если он прав… Он прав, Антон?
– Что именно он говорил?
– Я не уверена, конечно, что могу все вспомнить, – задумчиво сказала Черил. – Это было через несколько часов после прыжка. В то время все говорили, что звезд не видно, а без них путешествовать в глубоком космосе совершенно неинтересно. В гостиной только и было разговоров, что о следующем прыжке. А потом пришел Мартанд и заговорил со мной… Пожалуй, он мне симпатизирует.
– Пожалуй, я ему не симпатизирую, – угрюмо заметил Вильюкис. – Продолжайте.
– Я сказала, что скучно лететь, когда ничего не видно, а он сказал, что так будет еще некоторое время, и мне показалось, будто он обеспокоен. Естественно, я спросила, почему он так думает, а он ответил, что термоядерная труба выключена.
– С чего он это взял?
– Он говорит, что в одном из мужских туалетов слышалось негромкое гудение, которое теперь смолкло. А в стенном шкафу, где лежат шахматы, одно место всегда нагревалось от трубы. И теперь это место холодное.
– Это все его доводы?
– Он говорит, – продолжала она, – что звезд не видно, так как мы находимся в густом облаке; а термоядерная труба выключена, потому что здесь не хватает водорода. По его словам, нам может не хватить энергии для нового прыжка, и если мы станем искать водород, мы можем на годы застрять в этом облаке.
Выражение лица Вильюкиса стало свирепым.
– Он паникер. Вы знаете, что за это…
– Он не паникер. Он предупредил, чтобы я никому ничего не говорила, потому что это вызовет панику, и еще потому, что ничего такого с нами не случится. Со мной он поделился просто потому, что я оказалась рядом, когда эта мысль пришла ему в голову. Вообще же он сказал, что есть очень легкий выход из положения и термоядерщику это, конечно, известно, так что беспокоиться не о чем… Однако вы ведь термоядерщик, вот я и подумала, что надо спросить у вас, верно ли это все насчет облака и насчет того, что вы уже принимаете какие-то меры.
– Ни черта он не понимает, этот ваш школьный учитель. Держитесь от него подальше… Гм-м… А говорил он, что это за легкий выход из положения?
– Нет. Спросить его?
– Нет. Зачем мне это? Что он может знать? Впрочем… Ладно, спросите. Мне любопытно, что у этого идиота на уме. Спросите.
– Я могу спросить. Но у нас действительно неприятности?
– Предоставьте это мне, – отрезал Вильюкис. – И пока я не сказал, что у нас неприятности, считайте, что их у нас нет.