Возьмите меня с собою. Рассказы

— Ну, пошли к дежурному! — сказал лесничий. — Запутал ты меня, старик, окончательно!

…Дежурный сказал, что путь не починят раньше завтрашнего полудня.

Лесничий, дед и Наташа уехали на озеро. Отъезд этот вызвал среди пассажиров неодобрительное недоумение.

Лошадёнка тащила телегу не торопясь, помаргивая ушами, — всё равно ночью больного леса не увидишь и ничего не придумаешь.

Колёса скрипели по заросшим травой тёмным дорогам. Тишина — она казалась Наташе глубокой, как ночная вода, — стояла в лесах. Только в сырых перелесках изредка кричали спросонок какие-то птицы.

К полуночи тучи ушли, и над вершинами сосен начало переливаться холодными огнями небо. Но Наташа не узнавала звёзд: созвездья запутались в ветвях деревьев и потеряли знакомые очертания.

Лесной край, загадочный и огромный, как океан, простирался вокруг в сумраке ночи, в запахе прели и мокрой листвы, в остром воздухе никем не потревоженных чащ, в непрерывном мерцании неба. Наташа говорила шёпотом, да и дед и лесничий тоже говорили вполголоса.

— Сторонушка наша заповедная, — бормотал, вздыхая, дед. — Леса эти завалились до самого края земли. Нету их лучше на свете.

— Спи-спи! — крикнула где-то над головой проснувшаяся птица. — Спи-спи!

«Я и так сплю», — подумала Наташа и засмеялась от неожиданного счастья. Ей даже стало холодно от радости и захотелось, чтобы эта ночь шла без конца, чтобы без конца неторопливо постукивала по корням телега, чтобы всё глуше, дремучей делался лес.

— Ну, кажись, приехали, — сказал дед.

Стало светлее. Наташа оглянулась и ничего не поняла: звёздное небо лежало у самой дороги и тихо плескалось, набегая на невидимый берег.

— Озеро, — сказал лесничий. — Звёзд сколько в нём — будто осенью!

Сипло залаяла собака. Телега остановилась около сторожки, под чёрными ивами. Где-то на насесте всполошились куры. Дед вошёл в сторожку, зажёг жестяную керосиновую лампу и посветил Наташе и лесничему.

Наташа вошла в избу. В ней сильно пахло печной золой, сухой мятой, теплом старого бревенчатого дома.

Наташа выпила молока и тотчас уснула на блестящей от старости широкой лавке. Дед положил ей под голову новый армяк.

Проснулась она очень рано. Белое солнце стояло над лесом. В избе никого не было, только чёрный пёс сидел под столом и, с любопытством поглядывая на Наташу, вычёсывал блох.

— Как бы не опоздать! — спохватилась Наташа, вскочила и поправила волосы.

Наташа вышла в прохладные сени.

Пёс шёл за ней и, заискивая, колотил хвостом по вёдрам, по сваленным на полу хомутам.

Никого не было. Наташа открыла дверь на крыльцо и только вздохнула. Круглое светлое озеро блестело тут же, рядом, за самым порогом, в едва приметном тумане. В озере отражались леса. Вода у белого прибрежного песка была такая чистая, что казалась лёгкой, невесомой. В ней спали, пошевеливая хвостами, маленькие серебряные рыбы.

На берег был вытащен серый от старости, рассохшийся чёлн. Наташа выкупалась в озере, оделась и подошла к челну. На нём ещё осталась скамейка. Наташа села на неё. Скамейка была тёплая от солнца.

В щелях челна проросли высокие цветы и травы. У самых ног Наташи стройным кустом расцвёл розовый кипрей. На носу, где чёлн был стянут ржавым железным стержнем, рос бессмертник, а сквозь песок на дне челна пробились кукушкины слёзы. Сильно и сладко пахло аиром и сосновыми стружками. Чёрный пёс лёг около челна и зевнул.

«А как же поезд?» — подумала Наташа и удивилась: эта мысль не вызвала у неё никакой тревоги.

Так она просидела около часа. Она слышала, как на полянах за озером тихо переговаривались о чём-то своёмжуравли, потом отчаянно крякнула утка, и снова всё стихло.

Первым пришёл дед. Он ласково поздоровался с Наташей, сел на песок около челна и сказал:

— Ты насчёт поезда не опасайся. Дай вот я покурю, запрягу Мальчика и свезу тебя на станцию. Поклонюсь тебе вслед: езжай, живи на тёплых морях в городе Золотые Маковки, наживай счастье.

— А где же Пётр Матвеевич?

Дед усмехнулся:

— Сейчас придёт. Ему теперь всё нипочём.

— А что такое? — испугалась Наташа.

— Расскажет, — ответил дед, выколачивая треснувшую трубку о борт челна. — Ты слушай. Челну этому сколько годов? Не мене, чем мне. Мы с ним одногодки. Смотри, как зарос всяким цветом, всякой травой. Вот это называется по-нашему дрёма. — Дед показал на кукушкины слёзы: — Ты погляди на него, на цветок: днём дремлет, а как ночь — раскрывается, мёдом пахнет, и так до утра. Правду сказать, худой чёлн, своё отслужил. Лесовод намедни приезжал смеялся: «Ты бы, — говорит, — Василий, на нём картошку сварил, чего зря дрова валяются». А я думаю: нет, картошку на нём варить срок не вышел, с этим делом погодить надо.

— Жалко? — спросила Наташа.

— Известно, жалко. Ведь ты подумай: истлел вконец, а годится для жизни.

— Как это? — спросила Наташа. — Я не понимаю.