Возлюбленная Пилата

Когда он думал об этом, то всегда проклинал своего отца, который умер, не достигнув цели. Он мог бы остаться в Агбии коневодом пунического происхождения по имени Абдсапон и оставить сыну процветающий конный завод или под именем Сапония Агбиана Афера сослужить очень важную службу для империи и получить дома, богатство и право гражданства. Отец отказался от первой цели и не смог достичь второй. Даже имя Терций было не совсем настоящим. Третий ребенок — да, но единственный сын. Никаких перспектив достичь чего-нибудь в империи, только окольными путями. К окольным путям относилась и вставленная в имя буква «а», чтобы не каждый догадался об отдаленном месте в Африке.

Другой окольный путь привел его в Галилею.

Соседи считали его немного ограниченным. Какой римлянин добровольно согласится командовать солдатами Ирода Антипы? Он знал, как к нему относятся, но это его не смущало. Так было лучше.

Ни царь, ни начальники Афера, ни важные горожане не должны были знать ничего о его настоящем задании. Его официальная деятельность вызывала у них ненависть. Заводить дружбу он не имел права. Центурион-язычник не имел права дружить ни с горожанами, ни с крестьянами, ни с рыбаками, ни с ремесленниками. Поэтому среди жителей Иудеи у него было всего лишь несколько знакомых.

Он и остальные солдаты служили царю Иудеи, но на них смотрели как на оккупантов. Они должны были блюсти закон и порядок, защищать таможенников и сборщиков налогов (евреев, состоящих на службе у царя Иудеи, «друга» императора), помогать строить дороги, обеспечивать безопасность караванам, бороться с разбойниками, охранять границу с империей Филиппа… в общем, выполнять самые отвратительные обязанности. Они были ненавистными иноязычными оккупантами в стране, где все говорили на арамейском языке, древнем языке персидских захватчиков, и, кроме того, владели греческим языком войск Александра, а потом селевкидов, завоевателей, которые пришли после персов. Иногда проскальзывали полузабытые слова их собственного языка, но еврейский язык древних письмен не был больше языком в полном смысле этого слова. Он использовался только в ритуальных целях. Даже ученые, владевшие грамотой, излагали свои путаные мысли на арамейском. Во всяком случае, большинство. Находились, конечно, энтузиасты, которые хотели возродить старые законы и обычаи и с помощью главного еврейского божества и его заклинаний прогнать всех захватчиков из Иудеи и Галилеи. Их было немного. Но даже те, которые к этому не стремились, понимая, что мысли бога, изложенные на непонятном языке, не возымеют действия, даже эти разумные люди были частью избранного народа и не имели права осквернять себя тесным общением с представителями других национальностей.

Ученый, которого Афер спас от разбойников, не мог с благодарностью пожать ему руку, войти в его дом или принять его в своем доме. Он накрыл для него и его людей праздничный стол в саду, с особыми блюдами и напитками, в отдельной посуде, которую после пиршества не стали мыть, а просто разбили.

К счастью, он знал и других людей, обычных евреев, которые не особо придерживались строгих предписаний. Они входили в его дом или в крепость, обращаясь за помощью, терпели его присутствие в своих домах. Обычные люди, трудолюбивые и лишенные высокомерия. Они нравились ему, потому что ничем не отличались от него. У них были те же мечты, надежды и опасения. Но и для них он оставался чужеземным надсмотрщиком.

Афер прищурил глаза, всматриваясь вдаль. В ярком полуденном свете показалась голова лошади. Потом послышался ее тихий храп, шум покатившихся под копытами камней. Наконец всадник обогнул выступ скалы и приблизился к Аферу.

Центурион снял руку с рукояти меча и встал.

— Как доехал? — спросил он по-арамейски.

Араб соскользнул со своего темного жеребца.

— Ты оказал мне честь, приехал сам! — он улыбнулся, прикоснулся рукой ко лбу, рту и груди и добавил: — Я думал, мне придется растолковывать малопонятные вещи одному из твоих людей.

— Надеюсь, они не столь малопонятны для меня.

— Посмотрим.

Араб напоил своего коня, связал его передние ноги и сел в тени.

Афер терпеливо ждал, пока тот попил воды и съел несколько сушеных фиников и кусок хлеба. Потом сказал:

— Говори, Нуман. Как обстоят дела в Ао Хидисе?

— Хорошо для тех, кому не нравится прежнее положение вещей. И плохо для тех, кто правит по-старому, — араб широко улыбнулся.

— Это значит, все идет, как я надеялся.

— Да, если таковы были твои надежды.

Афер вздохнул:

— Не играй со мной в глупые игры, приятель. Итак, наш претендент хорошо устроился?

— Лучше, чем мы ожидали.

— А остальные?

— Они тоже последуют за ним. Когда придет время. Через два-три месяца. Приблизительно после весеннего праздника.

Центурион кивнул:

— Это хорошо. Но расскажи поподробнее.

Нуман откинулся назад и закрыл глаза.

— Иногда он меня немного пугает. Он очень похож на князя. Не столько внешне, сколько своей способностью быстро понимать ситуацию и принимать решения.

— Каково его положение при князе?

— Он растет по службе.

Афер скрестил руки на груди.

— Подробнее, друг мой, — повторил он.