Возлюбленная кюре

А еще он прекрасно понимал, что его пациентам не понравилось бы, если бы их доктор не делал того, что надлежит делать любому доброму католику. Наконец в церкви установилась напряженная тишина. Все ждали появления нового кюре. В ризнице Ролан Шарваз в воскресном пышном облачении готовился к выходу на сцену. Именно так – происходящее виделось ему хорошо срежиссированным спектаклем.

«Что ж, пора!» – решил он, открыл дверь и размеренным шагом, опустив голову, направился к алтарю.

Двое детей из хора посторонились, давая ему пройти. Минута – и верующие, в большинстве своем крестьяне, начали обмениваться одобрительными взглядами и комментариями. Сидящая близ кропильницы Сюзанна Бутен вытянула шею, чтобы получше рассмотреть кюре. «Надо же, какой молодой!» – сказала она себе.

Матильда в это время думала о том же. Сперва священник, которого она все это время внимательно разглядывала сквозь вуалетку, ей совершенно не приглянулся. Коренастый, загорелый, с черными волосами и прямым носом, он производил впечатление человека сурового и держал себя с достоинством, присущим скорее епископу, нежели кюре провинциального городка.

Вот он поднял голову, слегка выпятил грудь и обвел своих новых прихожан взглядом больших и ясных глаз, прежде чем поприветствовать их легкой дружеской улыбкой.

– Мне он нравится, – шепнул доктор на ушко супруге.

Она не ответила: настолько ее впечатлила величественная осанка и внешняя строгость кюре.

– И глаза у него не бегают, как у кюре Биссета! – добавил Колен де Салиньяк.

Едва шевеля губами, Матильда одернула его:

– Тише!

Началась воскресная служба. Мягкий, глубокий, исполненный милосердия голос кюре медом проливался на сердце молодой женщины. Уткнувшись в молитвенник, она испытывала хорошо знакомое чувство экзальтации – единственное чувство, которому по силам было развеять скуку повседневности. Свою роль примерной супруги и матери она исполняла с блеском, но в душе Матильде хотелось кружить мужчинам голову, в особенности соблазнять их. Появление нового представителя противоположного пола обещало встречи, обмен взглядами – еще один шанс пококетничать и испытать силу своей красоты. И то, что этот мужчина обряжен в сутану, нисколько ее не смущало, даже наоборот. Как она не раз говорила мужу, добрая католичка не может запятнать свою репутацию ни частыми посещениями исповедальни, ни разговорами со священником на улице при свете дня.

Со своей стороны, Ролан Шарваз тоже приметил ее. Но по-другому и быть не могло: в полумраке церкви Матильда в пышном платье из бежевого муара, с шелковой шалью на плечах и в атласных туфельках на миниатюрных ножках казалась изумительно красивой.

«Эта волшебница скоро явится на исповедь, сомнений нет, – подумал он. – С таким прелестным личиком – и не грешить? Невозможно!»

Сен-Жермен-де-Монброн, в четверг 5 июля 1849 года

В городке нового священника именовали не иначе как кюре Ролан: фамилия Шарваз звучала слишком непривычно для ушей местных жителей.

Вел он себя очень скромно. По словам ризничего, этот слуга Господа посвящал много времени написанию писем, ел мало и рано ложился спать.

– Достойный человек, уж можете мне поверить. Все делает как надо, – говорил Алсид Ренар всем и каждому.

После воскресной мессы многие прихожане посетили исповедальню. Убеленные сединами женщины на местном наречии, патуа, поведали кюре о своих мелких прегрешениях; подростки из обыкновенного бахвальства сгущали краски, описывая свои шалости; но нашлись среди прихожан и искренне верующие, которые, понурив голову, сознавались в дурных поступках и в том, что не сделали того, что нужно было сделать.

Накануне, в среду, служанка доктора де Салиньяка на исповеди повинилась в том, что часто любезничает с парнями, а недавно даже целовалась с приказчиком с фермы на дороге, ведущей к Ла-Брус – обширному поместью, построенному столетием ранее.

Ролан Шарваз отпускал грехи и накладывал епитимьи, не меняя тона – доброжелательного и в то же время строгого. Несколько раз он делил трапезу с ризничим и успел узнать, кто пользуется в местечке особым уважением.

«Мэр городка Арно Фуше, его супругу зовут Жозефина, – лежа в постели, перечислял он про себя, перед тем как уснуть. – Еще старик нотариус, отошедший от дел, который живет в красивом доме с садом, мэтр Мюра, вдовец и страстный охотник. Далее Колен де Салиньяк, местный доктор, с женой Матильдой… Думаю, это та молодая красавица, строившая из себя гранд-даму в первом ряду, в церкви. Не забудем и об учителе, признанном атеисте и либерале, мсье Данкуре. Хотя его Дульсинея, как я успел заметить, регулярно посещает храм…»

Усаживаясь на скамью в исповедальне, кюре опять-таки думал о знатных представителях городской общины, которых ему предстоит улещивать и – без этого не обойтись! – обманывать. Под сутаной и достойными манерами Ролана Шарваза скрывался огненный темперамент и неутолимый сексуальный аппетит. В прошлом, следуя своей истинной природе, он навлек на себя много неприятностей и в этот раз дал себе слово быть осмотрительным.