Возлюби ближнего своего

— Еврей? Выгнан из Германии? Жил нелегально?.. В таком случае ты еще получишь для личного обслуживания двух ангелов и солиста на тромбоне. — Он крикнул в ворота: — Ангел бездомных! — И перед отцом Морицем появилась огромная фигура в голубом одеянии с лицом всех матерей мира. — Ангел многострадальных! — снова выкрикнул привратник, и другая фигура, одетая во все белое и с сосудом слез на плече, встала по другую сторону отца Морица.

— Секундочку! — попросил Мориц и спросил привратника: — Вы уверены, что там, за воротами, не…

— Не беспокойтесь. Наши концентрационные лагеря находятся много ниже.

Два ангела взяли его под руки, и отец Мориц, старый бродяга, ветеран эмигрантов, спокойно вошел в ворота навстречу яркому свету. Внезапно что-то зашумело — все сильнее и громче, и на свет упали пестрые тени…

— Мориц, — сказала Эдит Розенталь, появляясь в дверях. — Вот он, тот мальчик. Маленький француз. Ты не хочешь на него взглянуть?

Ответа не последовало. Она осторожно подошла ближе. Мориц Розенталь из Годесберга-на-Рейне больше не дышал.

Мария снова проснулась. Все время в первой половине дня она находилась в какой-то туманной агонии. Теперь же она увидела. Штайнера очень отчетливо.

— Ты еще здесь? — испуганно прошептала она.

— Я могу остаться, сколько хочу, Мария.

— Что это значит?..

— Объявили амнистию. Я тоже под нее попадаю. Тебе нечего больше бояться. Теперь я останусь здесь.

Она задумчиво посмотрела на него.

— Ты говоришь это, чтобы успокоить меня, Йозеф…

— Нет, Мария. Амнистию объявили вчера. — Штайнер повернулся к сестре, которая чем-то занималась в глубине палаты. — Правда ведь, сестра? Со вчерашнего дня мне нечего больше бояться?

— Нечего… — невнятно ответила та.

— Пожалуйста, подойдите ближе. Моя жена хочет услышать это от вас подробнее.

Сестра, немного ссутулившись, продолжала оставаться на месте.

— Я ведь уже ответила.

— Пожалуйста, сестра! — прошептала Мария.

Та не шевельнулась.

— Пожалуйста, сестра, — снова прошептала Мария.

Сестра неохотно подошла к кровати. Больная с волнением смотрела на нее.

— Со вчерашнего дня я ведь могу здесь бывать постоянно, не правда ли? — спросил Штайнер.

— Да, — выдавила сестра.

— И опасности, что меня схватят, больше не существует?

— Нет.

— Спасибо, сестра.

Штайнер увидел, как глаза умирающей заволоклись туманом. Плакать она уже не могла — не было сил.

— Значит, теперь все хорошо, Йозеф, — прошептала она. — И теперь, когда ты снова можешь быть со мной, я должна уйти…

— Ты не уйдешь, Мария…

— Я хотела бы встать и уйти с тобой.

— Мы уйдем вместе.

Некоторое время она лежала и смотрела на него. Лицо приняло землистый оттенок, еще резче выступили скулы, а волосы за ночь поблекли и потеряли свой блеск. Штайнер видел все это и в то же время ничего ни видел. Он видел только, что она еще дышит, а пока она жила, она оставалась для него Марией, его женой.

В комнату заползали сумерки. Из коридора слышалось временами вызывающее покашливание Штайнбреннера. Дыхание Марии стало неглубоким, но более учащенным и с перерывами. Наконец оно стало едва заметным и прекратилось совсем. Штайнер держал ее руки, пока они не похолодели. Он словно умер вместе с ней. Когда он поднялся, чтобы выйти, тело его показалось ему совсем чужим и ничего не чувствовало. Он скользнул по сестре равнодушным взглядом. В коридоре его встретили Штайнбреннер и еще один эсэсовец.

— Мы ждали тебя более трех часов! — прорычал Штайнбреннер. — И об этом мы еще поговорим с тобой в ближайшее время. Можешь быть уверен!

— Я уверен, Штайнбреннер. Ничего другого я от тебя и не жду.

Тот облизал пересохшие губы.

— Ты, наверное, знаешь, что должен называть меня «господин вахмистр», не так ли?.. Ну, да ладно, продолжай говорить мне «Штайнбреннер» и «ты», но за каждый раз ты будешь целую неделю обливаться слезами, мой дорогой! Теперь у меня будет для этого время.

Они спускались вниз по широкой лестнице. Штайнер шел посередине. Вечер был теплый, и огромные, до самого пола, окна наружной овальной стены были распахнуты настежь. Пахло бензином и первыми признаками весны.

— У меня будет бездна времени для тебя, — медленно и удовлетворенно повторил Штайнбреннер. — Вся твоя жизнь, дорогой. Имена наши так подходят друг к другу — Штайнер и Штайнбреннер. Посмотрим, что у нас из них получится…

Штайнер задумчиво кивнул… Открытое окно приблизилось. Толкнув Штайнбреннера к окну, он выпрыгнул и увлек его за собой в пустоту…

— Вы со спокойной совестью можете взять эти деньги, — с горькой печалью сказал Марилл. — Он оставил их специально для вас. И я должен передать их вам в том случае, если он не вернется.

Керн покачал головой. Он только что приехал и грязный, оборванный сидел с Мариллом в «катакомбе». В Дижоне он нанялся на работу помощником шофера и приехал в Париж с колонной грузовиков.

— Он вернется, — ответил Керн. — Штайнер обязательно вернется.

— Да не вернется он никогда! — с горечью выкрикнул Марилл. — И после вашего «он вернется» мне становится еще тяжелее, черт бы вас побрал!.. Я вам говорю: он не вернется! Вот, прочтите!