Шонни тяжело вздохнул, издав странный клекочущий звук, похожий на звук перекатываемой морем гальки. Другие немногочисленные посетители — мужчины в поношенной одежде, не принимавшие участия в праздновании Пасхи, — подняли глаза от стаканов.
— У вас могут быть еще дети, — проговорил Тристрам. — У вас еще есть ваша жена, ваш дом, ваша работа, ваше здоровье. .. А что делать мне? Куда могу пойти я, к кому прилепиться?
Шонни зло уставился на Тристрама. Вокруг губ у него засохла пена, а подбородок был плохо выбрит.
— Не нужно меня поучать! — враждебно огрызнулся Шонни.
— У вас остались ваши дети, которых я охранял все эти месяцы, рискуя жизнями всех моих близких. А вы, с вашими незаконно появившимися на свет близнецами…
— Близнецами?! — Тристрам широко раскрыл глаза. — Близнецами, так вы сказали?!
— Вот этими самыми руками, — патетически произнес Шонни и продемонстрировал всем свои огромные скрюченные руки, — я произвел их на свет! А теперь я говорю: лучше бы я этого не делал. Лучше бы они родились сами собой, как маленькие дикие животные. Лучше бы я задушил их и отдал вашему фальшивому ненасытному «богу», с губ которого капает кровь и который довольно ковыряет в зубах после своей любимой анафемской еды
— маленьких детей! Тогда, может быть, он оставил бы в покое моих. Тогда, может быть, он бы позволил им вернуться домой невредимыми, как обычно, и оставил бы их жить. Жить! — закричал он. — Жить! Жить! Жить!
— Я сожалею, — сочувственно произнес Тристрам. — Поймите, мне очень жаль…
Он помолчал.
— Близнецы! — удивленно проговорил Тристрам и потом жадно спросил: — Куда они поехали, что они сказали об этом? Говорили они, что возвращаются к моему брату, в Лондон?
— Да, да, да, думаю, что так оно и было. Мне кажется, они говорили что-то в этом роде. Все равно это не имеет значения. Ничто теперь не имеет значения…
Шонни без всякого удовольствия потянул из стакана.
— Весь мой мир разбился вдребезги. Мне придется строить его заново и искать Бога, в которого я смог бы верить.
— Ах, да не жалейте вы так себя! — с неожиданным раздражением воскликнул Тристрам. — Именно такие люди, как вы, создали мир, в который, как вы говорите, вы больше не верите. Мы все были в достаточной безопасности, живя в старом, либеральном обществе.
Тристрам говорил о том, что существовало менее года назад.
— Голодные — но в безопасности! Убивая либеральное общество, вы создаете вакуум, в который устремляется Бог, а потом вы даете волю убийству, прелюбодеянию и каннибализму. И вы верите, что человек обладает правом грешить вечно, потому что таким образом вы оправдываете свою веру в Иисуса Христа!
Когда Тристрам говорил это, сердце у него вдруг упало: он понял, что, какое бы правительство теперь ни было у власти, он всегда будет против него.
— Это неправильно, — возразил Шонни с неожиданной рассудительностью. — Всё не так. Есть два Бога, понимаете. Они перепутались, и нам трудно отыскать настоящего. Ну, как у этих близнецов, Дерека и Тристрама, как она их назвала, — она их путает, когда они голые. Но лучше уж так, чем не иметь никакого Бога.
— Так на что же вы жалуетесь, черт побери! — заорал Тристрам. («И тут она успела, как всегда! Женщины всегда найдут лучший выход».) — Я не жалуюсь, — проговорил Шонни с обезоруживающей кротостью. — Я хочу верить в настоящего Бога. Он отомстит за моих несчастных мертвых детей!
Он снова закрыл лицо своими огромными грязными ладонями, его опять душили рыдания.
— А вы можете и дальше верить в своего Бога, в вашего гнусного Бога!
— Я вообще ни в какого Бога не верю, — вырвалось у Тристрама. — Я либерал.
Потрясенный тем, что сказал, он спохватился: — Я, конечно, совсем не то хотел сказать. Я хотел сказать, что…
— Оставьте меня в моем несчастии! — закричал Шонни. — Уходите, оставьте меня одного!
Ошарашенный Тристрам пробормотал: — Я ухожу. Пойду лучше обратно. Говорят, уже ходят поезда. Говорят, Государственные авиалинии снова работают… Так, значит, она назвала их Тристрамом и Дереком? Это она очень умно поступила.
— У вас двое детей, — проговорил Шонни, отнимая ладони от наполненных слезами глаз. — А у меня ни одного. Давайте, идите к ним!
— Дело в том… Дело в том, что у меня нет денег, — смущенно признался Тристрам. — Ни одного таннера. Вот если бы вы могли дать мне взаймы, скажем, пять гиней… или двадцать крон, или что-нибудь около того…
— От меня вы не получите денег.
— Взаймы, только и всего. Я верну, как только получу работу. Вам не придется долго ждать. Я обещаю.
— Не дам ничего, — ответил Шонни, скривив рот, как ребенок. — Я для вас сделал достаточно, разве не так? Разве я сделал недостаточно?!
— Ну… Я не знаю, — пробормотал озадаченный Тристрам.