Вожделеющее семя

Перегоны между остановками стали длиннее. Альбурн. Хикстед. Болни. Уонинглид. На этой остановке в вагон вошел ученого вида мужчина с жилистой шеей. Уместившись рядом с Беатрисой-Джоанной, он, сопя, как черепаха, погрузился в чтение. «Др Прзв Улм Шкспр». Распечатав плитку синтешоколада, мужчина принялся жевать ее, все так же сопя. Ребенок снова заплакал.

Хендкросс. Пизпоттидж.[2]

— Гороховая похлебка — ее тоже когда-то ели, — снова проговорила толстуха.

Кроули, Хорли, Селфордз — здесь ничего съедобного.

Редхилл. Здесь «ученый» вышел, а вошли трое служащих Народной полиции. Это были молодые мужчины, младшие офицеры. Они были хорошо сложены, пуговицы мундиров сияли, а на черных кителях не было ни пятнышка, ни волосинки, тем более перхоти или крошек. Они бесстыдно-нагло рассматривали женщин, словно пытаясь определить на глаз, не скрывает ли кто-нибудь из них незаконную беременность. Беатриса-Джоанна покраснела, ей хотелось, чтобы поездка быстрее закончилась.

Мёрстхэм, Кейтерхэм, Коулсден.

«Уже скоро». Беатриса-Джоанна прижала руки к животу, словно его наращивающий клетки обитатель уже весело и шумно прыгал.

Пели, Кройден, Торнтон-Хит, Норвуд.

Офицеры вышли. Поезд с ревом ввинчивался в темноту, устремляясь к центру древнего города.

Далвич, Кембервелл, Центр.

Вскоре Беатриса-Джоанна уже ехала по местной линии на Северо-западный вокзал.

Шумное здание вокзала кишело полицейскими в серой и черной форме, что неприятно поразило Беатрису-Джоанну. Она встала в очередь в кассовом зале. Служащие обеих полиций сидели за длинными столами, преграждавшими путь к окошечкам билетных касс. Полицейские были подтянуты, нагловаты и немногословны.

— Удостоверение личности, пожалуйста. Беатриса-Джоанна отдала документ.

— Куда следуете?

— Государственная ферма НВ-313, под Престоном.

— Цель поездки?

— Частная поездка.

— К друзьям?

— К сестре.

— Ага… К сестре.

(«Сестра — неприличное слово. Так-то вот».)

— Продолжительность визита?

— Не могу сказать. Слушайте, а зачем вам все это нужно?

— Продолжительность визита?

— О, возможно, месяцев шесть. Может быть, дольше.

(«Интересно, а сколько нужно было сказать?»)

— Дело в том, что я рассталась с мужем, понимаете?

— Так-так. Возьми на заметку эту пассажирку, хорошо? Полицейский клерк списал данные ее удостоверения на официальный бланк желтого цвета. Между тем другая молодая женщина попала в беду.

— А я вам говорю, что я не беременна, — повторяла она.

Тонкогубая рыжеватая женщина в черной полицейской форме потащила спорщицу к двери с табличкой «Медицинский контроль».

— Дорогая моя, мы быстро разберемся, — приговаривала женщина-полицейский, — мы во всем быстренько разберемся и все проверим, так ведь?

— Но я не беременна, я же говорю вам, что я не беременна! — кричала молодая женщина.

— Пожалуйста, — проговорил допрашивавший Беатрису— Джоанну полицейский, возвращая ей проштампованный пропуск. У него было приятное лицо классного старосты. Выражение непреклонности шло ему не больше, чем страшная маска домового.

— Слишком много незаконно беременных стараются скрыться в Провинциях. Ну вас-то это, наверное, не касается, не так ли? В удостоверении написано, что у вас уже есть один ребенок, сын. Он где сейчас?

— Он умер.

— Ах вот как… Ну что ж, будем считать, что с формальностями покончено. Проходите.

И Беатриса-Джоанна пошла покупать себе билет в один конец, на север.

Полиция у барьеров, полиция на платформе… Переполненный поезд с атомным локомотивом.

Беатриса-Джоанна, чувствуя себя совершенно измученной, уселась между худым мужчиной, держащимся так напряженно, что лицо его походило на железную маску, и очень маленькой женщиной, ноги которой, не достающие до полу, болтались, как у большой куклы. Напротив Беатрисы-Джоанны сидел мужчина в клетчатом костюме с грубым лицом комика. Он отчаянно-шумно втягивал воздух через вставной коренной зуб. Маленькая девочка с постоянно открытым ртом, словно ее душили полипы, методически осматривала Беатрису-Джоанну с ног до головы и обратно, с головы до ног, в строгой последовательности. Очень полная молодая женщина рядом раскраснелась, как горящая лампа, ее мощные ноги росли из пола купе наподобие древесных стволов.

Беатриса-Джоанна закрыла глаза.

Почти сразу же ей стал сниться сон: серое поле на фоне грозового неба, похожие на кактусы растения, которые стонали и качались, люди-скелеты, падающие на землю с черными вывалившимися языками… Потом она увидела себя и какую-то огромную мужскую фигуру, закрывающую собой весь передний план, в акте совокупления…

Раздался громкий смех, и Беатриса-Джоанна проснулась, дрожа от ужаса. Поезд все еще стоял у перрона, попутчики Беатрисы-Джоанны поглядывали на нее лишь с легким интересом (за исключением девочки с полипами). Но вот — словно сон был необходимой экспозицией перед отъездом — поезд тронулся и стал набирать скорость, оставляя позади серую и черную полицию.

Глава 8