— Погоди! Помнишь? Что-то вроде: «Живота не пожалеть за други своя». То есть за друга — насмерть, — принялся рассуждать юноша. — А товарищество — оно и торговое бывает. То есть — за товар. Но тоже насмерть.
— Это ты пытаешься проникнуть в коренные истоки слова. А в жизни исходные значения уплывают от своего первоначального понимания… то есть уплывает понимание первоначального значения и становится не первоначальным, — Нинка запуталась в словах и хихикнула.
— Кажется, я уловил нюанс, — откликнулся Цуцик. Но тоже не могу ясно передать его. Наверное, дело в том, что с другом расставаться печальнее, чем с товарищем.
— Наверно, — кивнула Нинка. — Товарищи, они по оружию. Или по борьбе. А друг… знаешь, тут по сёлам кое-где жену называют дружиной. А жениться — одружиться.
— У нас на Эолке, что к западу от Большого Хребта, я таких слов не встречал, — как бы про себя произнёс саблезуб, но слова эти в головах ребят прозвучали отчётливо.
— Так ты не инопланетянин? — удивился Федька.
— Раса моя не отсюда, а на свет я появился здесь. Мама работала на Прерии. Она меня оставляла у фермеров пожить — знаешь, я их по-настоящему полюбил, этих бесхвостых приматов. Но по условиям маминой работы приходилось притворяться неразумными. Было весело. Я копировал поведение домашних кошек — меня даже метлой гоняли и трясли за загривок, пока я не вырос. Гы-гы-гы. Учился экстерном… то есть в домашних условиях. А после войны меня отозвали за вмешательство в дела наблюдаемой планеты и посадили за парту.
Но сейчас, когда весь прерианский отдел срочно отозвали к границам сектора и прислали меня сюда, чтобы я тут за всех отдувался, выяснилось, что мне больше нельзя появляться в родных местах.
— Э-э-э… погоди. Как это ты вмешивался в наши дела? — вскинулась Мелкая. — Воевал? За нас?
— Да придушил нескольких десантников, когда они охотились за моими соседями. Домашнему животному это простили бы, но я же «дикий зверь из дикого леса», убивший чуть не десяток представителей вашего вида. Нельзя мне теперь в родные края. Те, кто мне доверяет, поссорятся с теми, кто меня боится. А это неправильно, — протяжный вздох крупного зверя, прозвучавший в голове, это вам не шуточки. У Мелкой даже поджилочки затряслись. Да и Федька невольно содрогнулся.
— Знаешь, Цуцик! Я тебя понимаю. Сам недавно почувствовал нечто подобное, когда побывал на родной Земле. Там за нами отнюдь не с мётлами гонялись. Из-за этой проклятой войны я стал чужим в родных местах.
Из Нинкиного глаза выкатилась слезинка — она тоже сочувствовала «зверю».
В тишине стал слышен звук мотора — какое-то четырёхколёсное недоразумение катило по чуть приметной дороге у подножия холма. И, надо же, остановилось рядом с лежащими на обочине парапланами.
Водитель, а он один сидел в собранной из разнородных частей машине, заглушил двигатель, мазнул равнодушным взглядом по чужим вещам, взвалил за спину большой ранец и двинулся вверх по склону, почти прямиком к ребятам — совсем чуточку мимо. Увидел он их довольно скоро, но не подошел и не поздоровался, как это принято у местных. Даже не кивнул — прошёл словно мимо пустого места. Остановился этот человек в паре десятков шагов выше по склону и стал там что-то искать, раздвигая траву.
— Вам помочь? — Нинка с Федькой уже подошли. Собственно, подошла Нинка, Федька просто держался рядом. — Холмик, который вас интересует, вон там, она показала рукой правее и немного дальше.
Мужчина переместился, куда показали, и вскоре обнаружил искомое. Срезал траву серьёзным длинным ножом, оттащил в сторону полусгнивший повалившийся деревянный столбик с оплывшей надписью, извлёк из ранца несколько блестящих стальных пластин и собрал из них обелиск, который стал пристраивать над могилкой.
— С той стороны полагается ставить, чтобы был в ногах, — подсказала Мелкая.
— Откуда ты знаешь, — впервые открыл рот неизвестный. — Ты их хоронила! — вдруг догадался он. — А кто их…? — он посмотрел на ребят с такой ненавистью…
— Я. Оттуда, — показал Федька в сторону кучи камней.
Лицо мужчины налилось гневом. Он отбросил нож и угрожающе шагнул к подростку. В этот момент на его плечо опустилась тигриная лапа. Сильно опустилась. Так, что отбросила в сторону и свалила с ног. Цуцик по-звериному зарычал, оскалился и навис над горлом поверженного врага, грозя вцепиться тому в глотку клыками длиною в две ладони.
— Цуцик! Фу! — воскликнула Мелкая. И зверь подчинился, всей мордой изображая при этом неудовольствие. — Наверное, напрасно я тебя тогда не добила, — обратилась девушка к мужчине. — Два индивидуальных пакета извела на перевязку и три шприц-тюбика вколола. В тот момент, когда Федя лежал без сознания от твоей гадской гранаты.
За время, пока длился этот монолог, саблезуб куда-то спрятался.
— Извини, девочка, — вдруг словно пришёл в себя мужчина. — У Мишки на Земле жена осталась на сносях в Нижнем, у Глеба братишка в пансионе в Питере, совсем малец, а я один как перст — и живой.
Глеб Сергеевич Калугин, Михаил Игоревич Селивёрстов, — прочитали ребята на на табличке, привинченной к обелиску.