И чем ближе к Красноярску, тем теснее сжималась долина, но Енисей расталкивал горы и мчался с головокружительной быстротой.
Полюбоваться на его ухарство спускались по ложбинкам оранжевые лиственницы, багровые осины и золотистые березки.
Владимир Ильич смотрел на горы, виденные однажды в мае, и не узнавал их. Осень принарядила щедро!
Надя ехала из Красноярска тоже ранней весной, когда лиственные леса еще стояли голыми.
Жаль, нет ее сейчас на пароходике — полюбовались бы вместе.
Рано утром «Красноярец» пришвартовался к городской пристани. Пассажиры по круто положенному трапу подымались на высокий берег, где их поджидала пестрая толпа встречающих.
Владимир Ильич нес на берег Тонин чемодан и корзину. Неожиданно у него над ухом раздался требовательный, когда-то ежедневно надоедавший, голос:
— Господин Ульянов, с прибытием!
У конца трапа, преграждая путь выгнутой грудью, стоял полицейский надзиратель Иван Козьмин, отставной казачий урядник, в полной форме — при шашке и нагане на красном шнурке. Из-под козырька фуражки выбился на лоб чуб, поседевший полосами, под крючковатым носом пошевеливались туго закрученные, как пики, острые усы. Слегка приподняв свою толстую прошнурованную книгу, он повторил:
— Господин поднадзор…
— Имейте совесть, — перебил Владимир Ильич. — Дайте отнести вещи больных женщин.
— Па-ажалосто. Не чиним препятствия.
Надзиратель важно шагал по пятам. Возле извозчика переждал, пока поднадзорный прощался с попутчицами, и снова преградил дорогу.
— Где намереваетесь жительствовать? Сызнова у госпожи Поповой? Мне для надзору легше.
— Запишите к Клавдии Гавриловне. Если приютит.
— В случае изменения проживания поставите в известность, — предупредил Козьмин и тут же, раскрыв алфавитную книгу на букве «у», записал послюнявленным карандашом: «Обновь прибыл в город».
В тот же час у соседнего причала ошвартовался пароход, пришедший с севера. Ольга Борисовна, оставив Лену с чемоданом на палубе, пошла искать извозчика. Но от стоянки отъезжал последний. Какая досада! Придется ждать.
Извозчик ехал вдоль набережной шагом. На заднем сиденье пролетки молодая хрупкая женщина заботливо поддерживала старую, прислонившуюся к ее угловатому плечу. Ольга крикнула:
— То-оня-а! — И, помахивая рукой, поспешила к ним. — Вот неожиданная встреча! Кто бы мог подумать? Здравствуй, любушка! — Приподнявшись на цыпочки, поцеловала в щеку. — Это мама? Здравствуйте! Что такое с вами?
Постояли, поговорили о жизни, о родных, о лечении Эльвиры Эрнестовны. Ольга сказала, что проживет в Красноярске несколько дней, до очередного пароходного рейса в сторону Минусинска. Антонина обрадовалась, пригласила подругу на квартиру к своим знакомым. Домик, правда, небольшой, но хозяева радушные, и место для всех найдется.
Извозчик сходил за чемоданом Лепешинской и, уложив его себе под ноги, поехал серединой пыльной улицы, выбирая такие колеи, где меньше рытвин.
Ольга Борисовна и Лена шли по дощатому тротуару.
На квартире, уложив Эльвиру Эрнестовну в постель, подруги продолжили разговор. Услышав, что Ульянов тоже приехал на «Красноярце», Лепешинская сказала:
— Повидаться бы с ним. От Пантелеймона передать поклон. А идти к нему неловко.
— Да он сам придет. Сегодня или завтра утром.
— Ты знаешь, мне один народник сказал: «гордый, как генерал».
— Народник — это не мудрено. От них о нашем Ильиче доброго слова не дождешься. «Генерал»! Даже смешно слышать!
— Я казачинского народника осадила, чтобы не смел нести вздор.
— Так и надо, Оленька. — Тоня говорила восторженно, увлеченно, и у нее заалели щеки. — Хотя Ильич — друг моего Васютки и Глебаси, я скажу беспристрастно: другого такого не знаю. Он — первый среди социал-демократов. Лучший знаток Маркса!
— После таких слов я при встрече растеряюсь.
— Не растеряешься. Он простой, веселый, обходительный. Вот убедишься. А пока давай чай пить. И мамочку покормим.
5
Больной зуб напомнил о себе. Пришлось действительно искать дантиста.
Пожилой врач с подстриженной бородкой, с засученными рукавами халата принялся упрекать:
— Что же вы, сударь, раньше не приезжали? Я бы отремонтировал за мое почтение. А теперь придется…
— Если это неизбежно…
— Другие вылечим — пломбочки поставим. А этот порченый. Но кто же это вырвал вам здоровый, а оставил больной! Да с такого эскулапа мало снять халат… Но я вам сделаю все, что возможно.
Тем временем Антонина отвезла мать в больницу и, вернувшись на квартиру, свалилась в постель.
Когда пришел Владимир Ильич, в комнате пахло валерианкой. У изголовья сидела Лепешинская. Она положила на лоб подруги холодный компресс и держала ее руку, считая слабенькие удары пульса.
— Лучше стало. — Подняла глаза на гостя, стоявшего в дверях. — Владимир Ильич! Как я рада!
Антонина порывисто оторвала голову от подушки, и компресс свалился на грудь.
Шагнув к кровати, Владимир Ильич сказал, что успел побывать в доме Крутовского; самого доктора, к сожалению, нет в городе, но жена рекомендовала его коллегу, и тот обещал посмотреть Эльвиру Эрнестовну, не дожидаясь утреннего обхода.