Воздушный штрафбат

Выполняя эластично-мягкие замедленные перевороты на такой высоте, Нефедов сильно рисковал. Теряя подъемную силу во время замедленной бочки, самолет обычно начинал проваливаться, а мотор в перевернутом положении оказывался на «голодном пайке», получая меньше топлива, и норовил заглохнуть. Фокус заключался в том, чтобы не воткнуться в землю, а особый смак такому «балансированию над пропастью» придавало то, что можно было после посадки угодить под суд.

В заключение программы Борис свечой ввинтил свой истребитель ввысь, перевернул его, выполнил петлю и, оглушая зрителей ревом своего мотора, пошел в пяти метрах над землей поперек аэродрома.

Неожиданно над самой травой самолет попал в полосу поднимающегося от нагретой солнцем земли теплого воздуха, мотор натужно взревел, машину резко бросило в сторону. Нос истребителя неожиданно задрался вверх. Самолет начал заваливаться на крыло. Еще чуть-чуть — и он сомнется, словно картонный, при столкновении с землей и исчезнет в облаке пыли.

Другой пилот в такой ситуации наверняка растерялся бы, начал суетиться и через пару секунд оказался бы погребенным под обломками собственной машины. Зато Нефедов даже в обстановке, когда счет шел на доли секунды, не утратил хладнокровия. Он мгновенно парировал начавшееся гибельное вращение машины ручкой, а педалями постарался удержать носовую часть самолета в поднятом положении. Необходимо было любой ценой сохранить спасительный угол атаки, не лишив крылья подъемной силы. Борис начал одной рукой аккуратно забирать ручку управления на себя, одновременно другой рукой плавно прибавляя газу, чтобы не дать мотору заглохнуть. Постепенно контроль над машиной удалось восстановить и уйти подальше от опасной земли…

Наблюдавшие за полетом высшие чины Красной армии так и не поняли, что, стремясь произвести на важную публику максимальное впечатление, летчик чуть не разбился на их глазах. Высокопоставленные зрители были уверены, что опасный трюк с зависанием у самой земли был специально задуман и хорошо отрепетирован молодым асом. Даже авиационное начальство на время словно забыло о своих запретах строевым летчикам заниматься отработкой высшего пилотажа. Для России всегда являлось обычной практикой выпускать какой-то драконовский закон и одновременно закрывать глаза на тех, кто его успешно нарушает в угоду властям, — победителей у нас не судят.

Со счастливой улыбкой Борис принимал похвалы окруживших его плотным кольцом зрителей. Когда к нему вдруг обратился человек, чье лицо каждому гражданину СССР было хорошо знакомо по растиражированным миллионами экземпляров плакатам, хладнокровный летчик на некоторое время даже лишился дара речи.

— Сколько вам лет, товарищ?

Услышав ответ, Ворошилов обратился к черноволосому мужчине с голубыми петлицами комкора авиации:

— Если у тебя мальчишки так летают, то за господство в воздухе в будущей войне можно не волноваться.

За блестящий полет Нефедов удостоился личной благодарности и ценного подарка от самого заместителя наркома обороны Климента Ворошилова. Специальным приказом командующего округом Борис был направлен на Липецкие курсы командиров эскадрилий.

Глава 12

С середины 1920-х годов на базе Липецкого учебного центра ВВС РККА действовала немецкая авиационная школа. Ее существование было нелегальным, так как по условиям Версальского мирного договора Германии было запрещено иметь и развивать военную авиацию.[69] Но советское правительство в рамках секретного соглашения о военно-техническом сотрудничестве разрешило дружественной в ту пору стране готовить летные кадры для зарождающихся люфтваффе[70] на территории СССР…

Некоторых советских летчиков-курсантов, прибывших в Липецк на курсы командиров эскадрилий, назначали в обучение к немецким инструкторам — как правило, опытным асам Первой мировой войны или пилотам гражданской авиации.

Борис попал в обучение к инструктору, которого звали Макс Хан. Правда, его земляки еще иногда вставляли аристократическую приставку «фон» между именем и фамилией 25-летнего барона. Впервые увидев своего нового учителя, Борис подумал: «Не хотел бы я на войне встретиться в воздухе один на один с этим крепким быком. Такого самые запредельные перегрузки не сломают». Но тут же улыбнулся про себя: «А ведь рыжий, как таракан-прусак!»

Высокий, атлетично сложенный, одетый в добротный спортивный пиджак, бриджи для верховой езды и крепкие ботинки на высокой шнуровке, немец если и был похож на быка, то на очень породистого — призового. Его усыпанное крупными рыжими веснушками безбровое лицо имело правильные мужественные черты потомственного аристократа.