Вскоре явился седенький доктор в каракулевой шапке-«пирожке», золотых очках, драповом пальто и в длинном черном старомодном сюртуке, застегнутом на все пуговицы. Такие «мухоморы», несмотря на свой заплесневелый облик, обычно хорошо знали свое дело. И на счастье Нефедова в Москве конца НЭПа еще остались подобные частнопрактикующие доктора старой школы. С его появлением Ольга немного успокоилась, так как почувствовала, что отныне Борис находится в надежных руках.
Войдя в комнату, где лежал больной, доктор снял сюртук, оставшись в одном жилете, и засучил по локоть рукава белой шелковой рубашки.
— Ну-с, сударь мой, — странно захихикал старичок, присаживаясь на стул возле кровати Нефедова, — могу вас успокоить: дело ограничится моими визитами — судя по вашему геройскому виду, священник вам на этот раз не понадобится.
Доктор вытащил из принесенного с собой потертого саквояжа инструменты и приступил к делу. Прищурив один глаз и оттопырив нижнюю губу, он сосредоточенно осмотрел Нефедова, послушал с помощью специальной трубы его сердце, посчитал пульс, снова заглянул в глаза пациенту и ощупал голову, сделал укол…
' Задира-дуэлянт.
Перед тем как уйти, доктор посмотрел сквозь очки на молодого человека своими мудрыми стариковскими глазами и, немного подумав, сказал:
— Не сочтите за грубость, голубчик, но я бы посоветовал вам жениться как можно раньше. У людей вашего телесного и духовного склада есть слишком много шансов уйти в лучший мир в цветущем возрасте, не оставив после себя потомства. Так-то вот-с…
В Ольгином доме Борис оказался окружен такой заботой, что первое время сильно смущался и никак не мог привыкнуть, что все тут к нему относятся, словно к родному сыну. Мать Ольги сразу же позвонила Фальманам и сообщила, что с их приемным сыном случился несчастный случай. Она также сумела легко решить вопрос с Яковом Давыдовичем, чтобы мальчик наблюдался опытным врачом у нее на квартире.
Пока Нефедов мучился от рвоты и сильных головных болей, у его кровати постоянно находились заботливые сиделки — мать и дочь поочередно меняли молодому человеку повязки, поили больного чаем, следили, чтобы в указанное доктором время он не забывал принимать прописанные микстуры.
Таким образом, на какое-то время сирота оказался в центре всеобщего внимания и любви. И мать Ольги — Екатерина Алексеевна и ее отец — Фома Ильич сразу отнеслись к новому обитателю своей квартиры с большой теплотой. Им пришелся по душе открытый жизнерадостный нрав юноши. Ну и, конечно, свою роль сыграли обстоятельства, при которых Борька получил свои ранения. Ведь он пострадал за честь их дочери.
— В нашем роду все женщины хотя бы раз в своей жизни бывали причиной для дуэли, — шутливо рассказывала Борису Ольгина матушка. К этому времени юноше стало значительно лучше, и он вместе со всеми домочадцами проводил вечера в удобном кресле в уютной гостиной.
— Когда я училась на втором курсе Смольного института, мой будущий муж стрелялся из-за меня с одним подпоручиком, кажется артиллерии. Хотя обычно артиллеристы, головы которых не так горячи, ибо постоянно охлаждаются сухой математической диетой, не столь драчливы. Но то ли этот подпоручик действительно был так сильно в Меня влюблен, то ли ему наскучила его баллистика с механикой, но он всерьез потребовал от студента удовлетворения и слышать не хотел о примирении.
Голос Екатерины Алексеевны звучал удивительно мелодично. Временами, по ходу рассказа, она заливалась звонким смехом, ослепительно улыбаясь. Это была женщина той благородной красоты, которая позволила бы ей непринужденно царствовать в аристократических салонах и кружить головы блестящим гвардейцам в мазурочном вихре бальных залов. Но в нынешние времена, когда законодателями мод являлись почти поголовно страдающие отсутствием вкуса жены кремлевских выскочек, с такой внешностью безопаснее всего было пребывать в ранге скромной домохозяйки.
— Служанка одной моей подруги заранее узнала о готовящейся дуэли, — продолжала свой рассказ хозяйка дома. — И конечно, она из любопытства поехала посмотреть на сие редкое зрелище, а потом через приятельницу этот рассказ дошел до меня. Стрелялись они, естественно, на Черной речке. Где же еще?! Ведь там дрались Пушкин и Дантес. Подпоручик прибыл минута в минуту с секундантом и врачом. Господин же студент нанял какого-то пьяного извозчика, и тот завез его в сугробы и высадил в полутора верстах от нужного места. По дороге бедолага потерял галошу. Он так и предстал перед затянутым в парадный мундир побледневшим подпоручиком — в одной галоше и в плохоньком пальтишке.
По рассказу Екатерины Алексеевны, пистолет в руке ее будущего мужа разорвался при выстреле. То ли неопытные секунданты положили в него слишком большой заряд пороха, то ли купленный в лавке антиквара дуэльный набор за давностью лет утратил работоспособность. Студенту наспех перебинтовали платком руку, после чего подпоручик подошел вплотную к барьеру и долго целился.