Но, несмотря на то, что работой конструкторских бюро были довольны, конструкторы не раз говорили о том, что откладывать развертывание перспективных работ не следует, особенно в области реактивной техники. Еще в конце войны мы неоднократно ставили этот вопрос в наркомате. Однако каждый раз нам отвечали, что главное сейчас — обеспечить выпуск максимального количества боевых самолетов, удовлетворяющих по своим качествам фронт, а «перспектива подождет».
В этой цитате больше всего восхищает последний абзац, поскольку именно A.C. Яковлев занимал тогда должность заместителя наркома авиапромышленности по общим вопросам и довольно часто напрямую общался со
Сталиным. Так перед кем в НКАП он ставил вопросы? Перед самим собой? Одним словом, насчет реактивной техники он лжет.
Все остальное не вызывает сомнений. Налицо типичный советский подход: главное — выполнить и перевыполнить план по валу. Чем больше самолетов, тем лучше, беспощадно задавим врага количеством. Ну, а то, что больше половины советских самолетов погибает в летных происшествиях, это досадное недоразумение.
Даже беглое знакомство с историей послевоенного строительства Советской Армии создает впечатление, что политическое и военное руководство СССР не сделало
Сталин еще в 1942 году сделал вывод, который на десятки последующих лет лег в основу советской военной науки:
«Теперь судьбу войны будут решать не преходящие факторы, такие, как фактор неожиданности, но постоянно действующие факторы: стабильность тыла, моральный настрой солдат, качество и количество дивизий, вооружение армии и организационные способности командного состава армии».
Аналогичного мнения придерживались почти все генералы и маршалы, исходившие из допотопного принципа: «кашу маслом не испортишь». Печальный опыт лета и осени 1941 года, когда авиационный парк, создававшийся почти 20 лет, подвергся уничтожению всего за шесть месяцев, оказался в забвении. А ведь тогда более чем четырехкратное превосходство в числе боевых самолетов на глазах превратилось в пыль, что еще раз подтвердило старую истину: «воюют не числом, а умением». К этому мы добавим: «а также качеством».
Но и это еще не все. Сталинские маршалы и генералы, 90 % которых вышли из крестьян, имели образование в объеме «начальная школа плюс краткосрочные курсы комсостава», зато были вооружены «самой передовой в мире теорией». Они демонстративно игнорировали принципиально новые виды оружия — ядерную бомбу и баллистические ракеты.
Эти полуграмотные невежи словно попугаи повторяли слова Сталина, сказавшего в 1948 году (когда у Советского Союза еще не было своего ядерного оружия), что он «не рассматривает атомную бомбу в качестве серьезной силы, каковой ее склонны считать некоторые политики. Атомная бомба предназначена для того, чтобы запугать слабонервных, но она не может решить судьбу войны, так как атомная бомба недостаточно эффективна для этого». Правда, когда он сам обзавелся этой «несерьезной силой» (первая советская атомная бомбы была взорвана в 1949 г.), то быстро изменил свое мнение.
Западные эксперты следующим образом оценивали отношение тогдашнего высшего военного командования СССР к ядерному оружию: «После первого потока публикаций в 1945—46 гг. ни в открытых, ни в закрытых военных изданиях вплоть до 1954 г. вопросы, связанные с ядерным оружием, не обсуждались». Вся советская военная мысль в течение десяти послевоенных лет оставалась в русле рассуждений о пяти сталинских «постоянных оперативных факторах», сформулированных во время Великой Отечественной войны».
Только после смерти Сталина министр обороны H.A. Булганин (1895–1975) издал директиву, предписывавшую «проводить исследование ядерного оружия и особенностей подготовки, проведения и обеспечения боевых действий в условиях использования этого оружия. Однако в результате такого исследования «лучшие умы» высшего военного руководства ограничились тем, что попытались приспособить принципиально новое оружие к своим старым взглядам и концепциям. Долгое время они считали ядерное оружие всего лишь «новым количественным выражением основного фактора в вооруженном конфликте — огневой мощи».