Но были и такие, кто шипел тихонько в кулак, что не время сейчас для праздников, что гибнут на фронте люди, что пол страны находится под немецкой оккупацией, что это будет не праздник, не маевка, не День Интернационала, а самый настоящий пир во время чумы! Но таких были единицы и их быстро затыкали. Потому что людям нужен был праздник! Потому что эта демонстрация с парадом подтверждение тому, что не удалось врагу сломить советский народ, что, не смотря ни на что, жизнь продолжается, что враг будет разбит и победа будет за нами!
По улицам этой предпраздничной Москвы сейчас и шагали четверо ребят в военной форме. Трое парней, у двоих из которых, как две капли воды похожих друг на друга, на груди серебрились медали «За отвагу» и невысокая, стройная белокурая девушка с орденом «Красного знамени». Один из парней нес на плече объемный вещмешок. Прифронтовую столицу не удивить людьми в форме, но вслед этой четверке москвичи нет-нет, да и оборачивались. Слишком молоды были эти ребята для сержантских лычек и таких серьезных наград, слишком серьезны и напряжены были у них лица. Да и форма необычная, парадная, офицерская с погонами госбезопасности, но эмблемами ВВС. Поэтому ничего удивительного, что едва завидев ребят, к ним тут же подошел военный патруль. Однако, ознакомившись с бумагами, предъявленными за всех девушкой, старший патруля молоденький лейтенант уважительно вскинул к фуражке руку и, не задавая больше никаких вопросов, продолжил патрулирование.
— Ну что, куда сначала? — Бунин перекинул вещмешок с одного плеча на другое, — В госпиталь или к тете Ире?
— К тете Ире, — скомандовала Настя, — в госпиталь после обеда. Саша с Идой хотели подъехать, если получится.
— Не получится, — уверенно заявил один из братьев, — Лаврентий Павлович сегодня приедет смотреть полеты и новую технику. А это надолго.
— Откуда информация? — заинтересовался Бунин.
— От Байкалова, — ответил второй брат, — Нас тоже могли оставить в части, но Матвей Карлович сказал — пусть новенькие полетают.
— Саша расстроится, — тихо заметила Настя, — он хотел сам Лене про Колю сказать.
— Нечего! — поморщился Витька Поляков, — Тете Ире уже сказал. Потом сутки не было в части. Вернулся злой, как собака, загонял всех! Настьк, он случаем не проболтался, где был-то?
— А с чего он мне будут пробалтываться?! — вспыхнула Настя.
— Ну, так, — пожал плечами Виктор, — вы же с ним с одного экипажа. Да и гуляете вместе со школы.
— Погуляешь с ним, — обиженно буркнула Настя, — не говорил ничего. То вы Сашу не знаете.
— На «губе» он был, — тихо заметил Бунин.
— Гдееее??? — на Игоря удивленно уставились три пары глаз.
— На гауптвахте. Только я вам ничего не говорил.
— А сам откуда знаешь?
— Слышал. Он Петру, Ивеличу и Короткову рассказывал. У нашего вертолета. А я как раз в гондоле был, пулемет перебирал, — Бунин повел головой, — они не знали, что я там. Вы только не проболтайтесь, а то мне Никифоров голову оторвет, я там без оружейника был, а он запретил без него разборку делать. Только пока того дождешься… А я свою «березку» и без всяких оружейников с завязанными глазами переберу.
— Не писяй кипятком, Игорех, — хлопнул его по плечу Ванька Поляков, — мы могила! — и щелкнул ногтем по зубу, проведя потом пальцем по горлу в хорошо известном всем жесте дворовой клятвы вечного молчания. — Давай, колись. За что нашего Сашу на губу упекли? Он же уставник, каких поискать!
— Подрался, — тихо, как великую тайну прошептал Бунин, — с полковником каким-то.
— Охренеть! — одновременно выдохнули братья
— Из-за чего? Он же даже в школе не дрался. Мы же с братом пытались его на драку вызвать! — удивился Витька, а Ванька поддакнул:
— Было дело. Струсить не струсил, но и драться отказался. И хорошо, — усмехнулся Поляков, — уделал бы он нас с тобой, брат. Видел я, как он с разведкой тренировался.
— Ага, — спокойно согласился Витька, — я тоже видел.
— Мальчики?! — на парней горя неподдельной яростью смотрела Настя.
— Да ладно, Настюх, — поднял руки верх Иван, — все нормально же. Проверить новенького надо же было.
— Хулиганы вы! Нашлись тут тоже, проверяльщики, — кипела гневом девушка. — Еще и вдвоем.
— За кого ты нас принимаешь?! — тут уже обиделись братья, — все по чесноку бы было, один на один!
— Вы ругаться будете или слушать? — потушил ссору Бунин.
— Все, уже перестали, — подавая Насте мизинец, хитро прищурился Витька, — давай мириться, Настьк.
— Вот еще! — вздернула нос к небу девушка, но свой мизинец в ответ протянула. Ребята сцепились пальцами и как в далеком детстве замахали руками: — Мирись, мирись, больше не дерись!
— Дети! — закатил глаза к небу Бунин, — И это краса и гордость воздушного осназа знаменитая «Медок», одним криком распугивающая немцев и летчик-испытатель…
— Игорь, — одернул его тут же Иван, оглядываясь по сторонам — язык придержи!
Парень густо покраснел:
— Извини. Забыл, что не в части.
— А должен помнить, — выговорила уже Настя.
— Да понял я, понял! — воскликнул Бунин.
— Так из-за чего Сашка-то подрался? — поддержал Бунина более спокойный и добродушный Витька.
— Да за девушек каких-то заступился…