— Эх, Саша, Саша. И когда ты из сапогов вырастешь уже? — непонятно к чему проговорил Берия и положил трубку. Значит все-таки дело, и дело непростое, учитывая, кто давал команду. Но это потом, а пока надо поговорить с Яковом Яковлевичем, хоть в общих чертах узнать, как обстоят дела в корпусе. Потом к Милю. Нужны машины! Летчики должны летать, а не стоять в очереди за небом! Затем к Максимову, через неделю первый выпуск, а сейчас уже прибывают новые курсанты и курсантки. Ага, теперь так. В училище будут учиться и парни и девушки, и это хорошо, война не женское дело. Летать пусть летают: туристов катают, докторов в отдаленные районы, поля удобряют. А воевать лучше мужчинам. А еще лучше вообще не воевать. Любить, дружить, гулять в парках. Сашка, прогуливаясь с Лидой по Тамбову, вдруг поймал себя на мысли, что стал забывать, каково это, жить мирной жизнью. Когда не убивают и не умирают, не бомбят, не разрушают. А наоборот, создают, творят, живут. От той жизни в памяти остались мама с сестренкой в лучах летнего солнца в день их расставания и какие-то иногда вспоминающиеся моменты, и все. Пустота. Как и не было ее, той жизни до Ковчега.
— Ну что, товарищи курсанты, навестим родную школу? — Сашка с улыбкой и гордостью оглядел бывших одноклассников. Вернее теперь уже однополчан. Потому что этих ребят и девчат сложно назвать учениками. Они и курсантов-то переросли быстро. Константин Симонов знал, о чем пишет, когда устами генерала Кузмича сказал, что война это ускоренная жизнь. Только вот Сашка не читал «Живые и мертвые», он даже не знал о такой книге, а до истины этой дошел сам, разумением своим фронтовым, без всяких подсказок. — Орлы! — усмехнулся он, глядя как выпячивают грудь с медалью «За отвагу» братья. Да и Игорь с Колькой от них не отстают, пусть наград еще не заработали, но вид уже имеют бравый и даже приобрели легкую небрежность в форме. Чуть заметную. Отличающую старослужащего от зеленого новобранца. Вот паразиты! Не положено им еще! Но замечание по этому поводу Сашка делать не стал, пусть покрасуются. Сегодня можно. А в казарме им летчики и технари объяснять, что можно, а что нельзя. — И орлицы! — а это уже Насте с Ленкой. Эти наоборот подтянуты, затянуты и отглажены с иголочки. Да еще и красавицы! Хоть на картинку. Или в кино! Правда, прически коротковаты, не девичьи. Но это они у «ведьм» срисовали. Да и правильно. Это здесь в Люберцах, все условия — мыло, баня, парикмахер. Ага, есть у них и такая единица. По совместительству. Девочка из курсанток, после школы поработать успела в парикмахерской. А потом война и училище. Вот и стригла она девчонок и ребят. Ивелич ей где-то настоящие инструменты раздобыл — ножницы разные, машинку еще какую-то дребедень. А вот на фронте уже тяжелее с гигиеной. То, что было у них на Волховском это скорее исключение из правил. А так Сашка помотался по фронтовым аэродромам, посмотрел, как люди живут. Так что пусть лучше ходят бритые-стриженные, чем насекомых потом выводить. — Двинули? — парень вопросительно посмотрел на ребят.
— Полетели, Пчел, — за всех ответила Волкова, — сам же развел тут строевой смотр, — Ленка не была бы «Язвой», если б не вставила свои пять копеек. Но ей можно. В экипажах отношения сложились не уставные. Да и какой устав, звания, если сегодня вы уставщиной заняты, а завтра горите вместе, падая на землю? Может где-то и по-другому, а у них в эскадрильи так. И менять Сашка ничего не собирался. Может потом, когда придут другие люди и придется, а пока его все устраивает.
— Язва, — развел руками Стаин и все, включая Волкову рассмеялись. И в этом тоже были перемены. Разве еще месяца два назад допустила бы Ленка, чтоб над ней кто-то, пусть даже дружески подтрунивал и смеялся? — Валя, Вера, — крикнул Сашка подружкам, с любопытством осматривающим двор и их новый дом. В самой квартире они уже побывали.
Девочки быстро нашли общий язык, и уже к вечеру по расположению носилось два неугомонных вихря. Валя слишком буквально поняла команду «показать все». Но лишнего девочки себе не позволяли и куда нельзя не лазили. Вот и сейчас они мгновенно оказались перед Сашкой, вытянувшись по стойке смирно и поедая его глазами. На Верке, кстати, красовалась точная копия формы Валентины. Вот же пигалицы! Веревки из девчонок вьют! Это значит портнихи вечером, а то и ночью, после учебы, вместо того, чтобы отдыхать, сидели и шили Вере форму. Прав сто раз, товарищ Сталин. Не место детям в воинской части!